Миновав переход и с облегчением выпрямившись, Стёпа приложил карточку к считывающему устройству турникета, прошёл на перрон, пересёк его до конца и встал в самом углу, возле двух столбов, поддерживающих силовые провода. Тут он чувствовал себя наиболее безопасно и спокойно, слившись со стеной и стараясь вести себя как можно более незаметно.
Перрон постепенно заполнялся спешащими на работу людьми. Вскоре с востока раздался едва различимый свист — машинист разгонял перебегающих пути людей, и через несколько минут состав вынырнул из-под арки и затормозил, скрежеща железом и погромыхивая вагонами.
Степа, оторвавшись от стены, сделал несколько шагов к составу и встал около передней двери, стараясь не смотреть по сторонам.
Двери распахнулись. Опять низко, почти вдвое, согнувшись, Степа вошел внутрь, стараясь не толкать копошащихся под ногами людей. Протиснувшись в вагон, он подошел к окну, достал из сумки кусок линолеума, положил его на пол и сел сверху, поджав ноги. Стоящие вокруг него пассажиры, неодобрительно косясь, отодвинулись от него и вернулись к своим делам. Степа, стараясь не обращать на них внимания, вытащил книгу и уткнулся в неё. Да, кто-то считает, что сидеть на полу неприлично, но ехать всю дорогу согнувшись пополам — нет уж, извольте. А занимать сидячие места Степа не осмеливался уже давно — после того как какая-то бабка устроила такой скандал, что ему пришлось выйти из состава, не дождавшись своей остановки. Он хорошо запомнил, как стоял на совершенно незнакомой станции и глотал душившие его слёзы, беспомощно озираясь по сторонам и не понимая, что же ему делать дальше.
После этого случая он какое-то время вообще не ездил на электричках, но потом нехватка времени и новая работа вынудила его вернуться к этому виду транспорта.
Ехать на поезде было относительно недолго. Перегоны тут длинные, и Степа, низко наклонив голову, внимательно читал книгу, взятую недавно в библиотеке университета. Боковым зрением он видел только обувь ходивших вокруг людей — маленькие, аккуратные разноцветные ботиночки, туфельки и кеды семенили туда-сюда вокруг его грязных, потрёпанных кроссовок, выглядящих тут как ржавые списанные танкеры возле причала для нарядных прогулочных катеров.
— Следующая станция — Спорткомплекс — вдруг услышал он трескучий голос машиниста из динамиков, расположенных прямо у него над головой. Надо собираться, ему скоро выходить. Сунув книгу в рюкзак, он поднялся на ноги и встал, снова прогнув спину и втянув шею.
— Простите, вы выходите на следующей? — стараясь говорить тихо и как можно вежливей, спросил он у стоящей перед ним женщины в платке. Та повернулась, увидела нависшего над ней Степу, на секунду замешкалась, но потом ответила, глядя ему прямо в глаза.
— Да, выхожу. Вы не переживайте, выпустим вас — добавила она и отвернулась.
— Спасибо — сказал Стёпа, чувствуя, как разрастается где-то внутри чувство благодарности за этот простой и, в общем-то, обычный ответ. Что поделать, теперь приходится ценить такие вещи.
Поезд, дёрнувшись, остановился, и Стёпа, бормоча извинения, начал проталкиваться к выходу. Через несколько секунд жмущаяся возле дверей толпа выплюнула его, и он снова вздохнул с облегчением, оказавшись на улице.
От станции Спорткомплекс до работы было совсем рукой подать, и уже через десять минут Стёпа вошёл под свод ледовой арены.
Ему нравилась его работа. Кому- то покажется, что работать техником на катке— удел не самых продвинутых людей, но ему было плевать на подобные мнения. Здесь было просторно, высокий потолок, увешанный фермами со звуком и светом, не нависал над ним, как крышка гроба, а воздух был всегда чистым, свежим и прохладным. Плюс — тут царила какая-то своя, совершенно непередаваемая атмосфера. Дух соперничества, борьбы и азарта, пережитых эмоций, казалось, не покидал это место, даже когда часть освещения была выключена, а лёд погружался в полумрак. Он будто витал вокруг крохотных стульчиков на трибуне, наполняя пространство вокруг каким-то особенным, застывшим электричеством.
Утром Степе почему-то нравилось бывать на арене больше всего. Он медленно прогуливался возле трибун, убирая мусор, выгребая от бортов ледяную крошку и наводя порядок на скамейках игроков.
На сегодня дел было немного. Убрать из раздевалок лишнюю форму, разнести воду, подготовить лёд. С первым он покончил быстро, а вот с катком не хотелось торопиться. Что- то завораживало его в этом процессе. Машина, заливающая лед, медленно скользила по исчёрканной коньками поверхности, оставляя за собой гладкую и скользкую полосу. Будто гигантская механическая улитка, совершающая свою неспешную задумчивую прогулку. За рулем, ему, конечно, было тесновато, но на машине не было крыши, поэтому он мог спокойно высидеть на ней нужные полчаса, расставив в стороны коленки и наклонившись к рулевому колесу. Как ребёнок, выросший из игрушечной машинки, подаренной ему на день рождения несколько лет назад — грустно подумал он, случайно увидев своё отражение в плексигласовом ограждении коробки.
Проезжая очередной круг мимо сектора С, он увидел место, где сидела та девушка. Он снова вспомнил её взгляд — пронзительный, цепкий…будто прожигающий тебя насквозь. И в нем не было того, что он так привык видеть в глазах смотрящих на него людей — не было отвращения, брезгливости… и не было страха. Он всегда старался прятать глаза от женщин — ведь большинство из них видело в гигах угрозу, озлобленных без женской ласки и внимания троллей, способных на что угодно. Как морально, так тем более и физически.
А у неё не было этого и в помине. Было что-то другое, но что… Возможно, Степе и не доводилось сталкиваться с такими взглядами раньше. Он кружил по катку, стараясь думать о чём-нибудь другом, но хрупкая красавица всё равно не выходила у него из головы. Стёпа старался прогнать от себя эти мысли — таким, как он, нечего даже и думать соваться к обычным женщинам, можно таких проблем выхватить, зачем они ему. Но получалось плохо — он раз за разом мысленно возвращался к красному платью, будто светящемуся на трибуне.
Закончив подготовку катка, он загнал машину в подсобку и вышел обратно к коробке. Потянувшись и размяв затёкшие ноги, он встал, сунув руки в карманы, и задумчиво смотрел на блестящий, местами уже схватившийся лёд. Пора идти к себе в подсобку — тесную каморку в задней части арены, где ему приходилось находиться, когда лед был занят. Сегодня не будет игры — только частные детские секции по хоккею и фигурному катанию, а пугать своим появлением маленьких детей Степе было строго запрещено. Теперь он сможет выходить сюда только во время технических перерывов. Забившись в каморку, он достал книгу, помогавшую ему коротать время в такие часы, и углубился в чтение.
День пролетел довольно быстро. Степа доделал последние дела, выкинул мусор последних посетителей катка и встал возле трибун, оглядывая вновь залитый лёд, затем погасил свет и медленно пошёл в сторону выхода.
На проходной он попрощался с охраной, затем, низко наклонив голову, вышел из чёрного хода ледовой арены и тут же обомлел от неожиданности.
Перед ним, метрах в десяти, стояла она.
