— Откуда мне знать? Ты ничего об этом не говорил.
— Если бы кто-нибудь был, я бы тебе сказал.
— Но я же не говорил тебе про Элинор, — парирует он. — Если верить тебе, во всяком случае.
— Не говорил.
— Ну, мне просто не хотелось думать о том, как она там, в Норидже, тоскует по мне совсем одна.
Он хочет пошутить, смягчить возникшее между нами напряжение, но не получается. Он только выставляет себя самоуверенным наглецом, что вовсе не входит в его намерения.
— Ты знаешь, что кое-кто из нашего взвода женат? — спрашивает он, и я заинтересованно откликаюсь.
— Правда? Я не слыхал. А кто?
— Ну, например, Шилдс. И Эттлинг. И Тейлор тоже.
— Тейлор? — поражаюсь я. — Да брось, кто согласится выйти замуж за Тейлора? Он же выглядит как первобытный дикарь.
— Ну, кто-то, очевидно, согласился. Тейлор говорил, что свадьба была прошлым летом.
Я пожимаю плечами, словно ничего скучнее быть не может.
— Должно быть, ужасно приятно быть женатым, — говорит вдруг Уилл. — Представь себе, каждый вечер, как приходишь домой, тебя ждет горячий ужин и кто-то уже согрел твои тапочки перед камином…
— Действительно, мечта каждого мужчины, — ядовито соглашаюсь я.
— И все прочее, — продолжает он. — В любой момент, по первому требованию. Это стоит любых забот и трудов, ты согласен?
— Прочее? — повторяю я, прикидываясь тупым.
— Ты же понимаешь, о чем я.
Я киваю:
— Да. Да, я понимаю, о чем ты. О сексе.
Он смеется и кивает:
— Именно о сексе. Но ты так говоришь, как будто это что-то плохое. Как будто в ужасе выплевываешь это слово.
— Да?
— Да.
— Вовсе нет, — высокомерно отвечаю я. — Просто я считаю, что есть вещи, о которых не говорят.
— Может, и не говорят… посреди проповеди моего отца. Или в присутствии моей матери и ее подруг на дамском карточном вечере. Но здесь-то? Ладно тебе, Тристан, не будь ханжой.
— Не смей меня так называть! Я не потерплю обзывательств.
— Да я ничего, — защищается он. — Чего это ты так завелся?
— Ты по правде хочешь знать? Потому что если по правде, я тебе скажу.
— Конечно, по правде, — отвечает он. — А то и не спрашивал бы.
— Ну ладно. Мы тут уже шесть недель, так?
— Да.
— И я считал, что мы с тобой друзья.
— Так мы и есть друзья. — Он неуверенно смеется, хотя ничего смешного в нашем разговоре нет. — Почему ты думаешь, что это не так?
— Может, потому, что за шесть недель ты ни разу ни словом не обмолвился, что тебя дома ждет невеста.
— Ну а ты ни разу не обмолвился о том… о том… — он запинается, — не знаю, ну, о том, как тебе больше нравится путешествовать — на корабле или на поезде. Как-то к слову не пришлось, вот и все.
— Не говори глупостей. Меня это просто удивило, ничего больше. Я думал, ты мне доверяешь.
— Да, я тебе доверяю. И вообще, ты лучше всех в нашем взводе.
— Ты правда так думаешь?
— А то. Плохо быть в таком месте без друга. Не говоря уже о месте, куда нас отправят потом. А ты мой друг. Лучший. Надеюсь, ты не ревнуешь? — Он смеется над абсурдностью этого предположения. — Ты ведешь себя ужасно похоже на Элинор. Она тоже все время пилит меня из-за другой девушки, Ребекки. Клянется, что Ребекка в меня влюблена.
— Да нисколько я не ревную! — Я в отчаянии сплевываю на землю. Господи! Теперь еще и какая-то Ребекка появилась. — С какой стати мне ревновать? Что за ерунда?
Мне хочется продолжать. Отчаянно хочется сказать больше. Но я знаю: нельзя. Мы словно стоим на краю пропасти. Уилл поворачивается, и наши глаза встречаются, он сглатывает слюну, и я понимаю: он чувствует то же, что и я. Я могу броситься вниз в надежде, что он меня поймает, — или отступить на шаг.
— Давай забудем об этом, — говорю я наконец, тряся головой, словно пытаясь вытрясти из нее все недостойные мысли. — Я просто обиделся, что ты мне про нее не говорил. Не люблю секретов.
Краткая пауза.
— Но это же никакой не секрет, — тихо отзывается он.
— Да что бы там ни было. Забудем. Я просто устал, и все. Несу не пойми что.
— Мы оба устали, — Он пожимает плечами и отворачивается. — Я вообще не понимаю, о чем мы спорим.
— Мы не спорим, — возражаю я, сверля его взглядом. На глаза наворачиваются слезы, потому что я вовсе не хочу с ним спорить, как бог свят не хочу. — Уилл, мы вовсе не спорим.
Он делает шаг ко мне, протягивает руку и осторожно касается моего предплечья. Глаза его при этом следят за рукой, словно она действует независимо от него и может в любой момент выкинуть неизвестно что.
— Просто я ее всю жизнь знаю, — говорит он. — Я всегда думал, что мы с ней созданы друг для друга.
— И что, действительно так? — Сердце бьется у меня в груди как бешеное, а Уилл все еще касается меня, и я уверен, что он ощущает это биение.
Он смотрит на меня — на лице замешательство и печаль. Он открывает рот, собираясь что-то сказать, но молчит; все это время мы смотрим друг другу в глаза, три, четыре, пять секунд, и я уверен — сейчас один из нас что-нибудь скажет или сделает, но я не могу рисковать и предоставляю это Уиллу, и мне кажется, что вот сейчас он сделает первый ход, но он так же быстро передумывает и отворачивается, отчаянно ругаясь и изо всех сил тряся рукой — словно желая, чтобы она отвалилась.
— Да пошел ты… — шипит он, идет прочь и исчезает в темноте. Я слышу, как его новые ботинки топчут землю. Он обходит вокруг казарм в поисках какого-нибудь незаконно проникшего в лагерь существа, чтобы выместить на нем всю свою злость.
* * *
Наши девять недель в Олдершоте почти истекли. Я просыпаюсь среди ночи — впервые за все время. Через тридцать шесть часов нас отправят дальше, но меня будит вовсе не беспокойство о судьбе нашего взвода после того, как мы все станем полноправными солдатами. С другого конца казармы доносится непонятный приглушенный шум. Я приподнимаю голову от подушки. Шум ненадолго стихает, но тут же слышится с новой силой: кого-то тащат, он брыкается, что-то шуршит, открывается дверь, потом закрывается, и снова воцаряется тишина.
Я гляжу на Уилла, спящего на соседней койке. Голая рука свесилась вниз, губы чуть приоткрыты, густые темные волосы падают на лоб и глаза. Он что-то бормочет во сне, смахивает волосы с лица и поворачивается на другой бок.
И я снова засыпаю.
* * *
На следующее утро сержант Клейтон командует построение и тут же оказывается оскорбленным в лучших чувствах: третье место во втором ряду пустует, кто-то дезертировал, ушел в самоволку. Подобного не случалось за все время, пока мы находимся в лагере, с апреля.
