Довольно скоро их сбережения начали иссякать, и Хоули пришлось искать работу. Однажды ранней весной, прогуливаясь вечером по Шафтсбери-авеню, он увидел в окне аптеки «Гомеопатические лекарства Маньона» объявление: «Требуется мужчина на хорошую должность». Зайдя внутрь, он представился:
— Доктор Хоули Харви Криппен, ранее проживал в Детройте и Нью-Йорке, ныне благоденствую в лондонском Уэст-Энде и готов поступить на подходящую службу.
Джеймс Маньон, стареющий владелец компании, прислушался к незнакомому акценту и, взглянув поверх очков, сразу обратил внимание на поношенную одежду и обувь. Маньону было за семьдесят, и всю свою жизнь он проработал в медицине: его руки покрылись пятнами от разноцветных микстур, которые он смешивал уже полвека, а голос стал скрипучим из-за того, что он всю свою жизнь вдыхал их пары. Во всех отношениях он напоминал персонажа готической книги ужасов: человека, наполовину состоящего из кожи и костей, а наполовину — из химикатов. Обращаясь к нему, Хоули нервно сглотнул слюну, но не потерял самообладания: он решил для себя, что не допустит в Лондоне такого же неуважения, с каким относились к нему в Нью-Йорке. В конце концов, он образованный человек — медик, и никто не вправе смотреть на него свысока.
— Это не медицинская должность, — произнес Маньон, допуская, что, назвав себя врачом, Хоули сказал правду. — Я ищу управляющего. Моя фирма торгует гомеопатическими лекарствами — это никакая не приемная. Вы понимаете это?
— Конечно, — ответил Хоули, сознавая, что в данный момент любой заработок лучше, чем полное отсутствие оного. Хотя у него еще оставалось около половины сбережений, часть из которых умышленно скрывалась от глаз и внимания очаровательной женушки, он больше не хотел их транжирить. Теперь, когда Кора упорно искала учителя пения, Хоули понимал, сколь необходимо скорейшее вливание наличных денег: ведь рано или поздно жена потребует подачек. — А гомеопатические лекарства, — начал он, с трудом выговорив незнакомое слово и пытаясь вспомнить ссылки, которые встречал в медицинских журналах из Британского музея, — это?..
— Мы занимаемся дополняющими лекарствами, доктор Криппен. Наши клиенты предпочитают лечить болезни ничтожными дозами природных веществ, которые у здорового человека вызывают симптомы заболевания. Однако при надлежащем приеме больными людьми они могут принести удивительное исцеление. Вы, конечно, знакомы с успехами, достигнутыми гомеопатической медициной в последние годы?
— Разумеется, — солгал он. — Но в Америке ее рынок пока невелик, и медики уделяют ей мало внимания.
— Скептиков трудно переубедить, — согласился Маньон. — Многие врачи не хотят с этим связываться. Предпочитают по старинке лечить примочками да припарками, ножами да кровопусканием. Даже пиявками. По правде сказать, архаическими методами.
Хоули слегка удивили современные представления мистера Маньона — учитывая возраст и дряхлость, он полагал, что старик должен быть консерватором. В помещении стоял затхлый, непривычный запах, шкафчики были заставлены картонками всех цветов радуг и и пакетами со странными названиями.
— Сюда приходят клиенты? — спросил он, заинтересовавшись этой пещерой Аладдина, в которой внезапно очутился. — Берут у вас медицинские консультации?
— Иногда, но чаще всего отоваривают рецепты, — ответил Маньон. — В Лондоне есть несколько гомеопатических клиник, и мы, конечно, тесно с ними сотрудничаем. Там предписывают определенный курс лечения, а мы готовим лекарства. В некотором смысле моя фирма — что-то вроде аптеки. Однако постоянным клиентам мы рекомендуем непредписываемые препараты. Поначалу было трудно, но времена значительно изменились к лучшему. Именно поэтому я решил нанять управляющего.
— Что ж, — сказал Хоули, пришедший в восторг от увиденного, несмотря на врожденную недоверчивость ко всему ненаучному. — Если вы дадите мне шанс, уверен, что я вас не подведу.
Кора пришла домой с двумя полными сумками продуктов под мышками и попыталась вставить ключ в замок входной двери, не уронив ни одну. После успешного, по ее мнению, дня она решила побаловать себя и Хоули праздничным ужином. (Как правило, она приносила лишь компоненты, а он уже готовил еду сам.) День выдался холодный, и когда Кора возвращалась из бакалейной лавки домой, начал накрапывать дождик. Платье, слегка для нее длинноватое, волочилось сзади по мостовой, впитывая воду из луж. Руки были заняты, и она не могла приподнять подол: огорченно вздыхая, Кора мечтала поскорее попасть в свою квартиру, где можно будет раздеться и выпить чашечку чаю. Женщина надела это платье — свое лучшее — только потому, что утром кое-куда ходила, но пожалела об этом, поскольку теперь его придется стирать.
Входя в дом на Саут-креснт, человек попадал сначала в небольшой вестибюль, ведущий к лестнице. На первом этаже жили соседи Криппенов — семья Дженнингс, и хотя они всегда проявляли показную любезность, ясно было, что миссис Дженнингс и миссис Криппен терпеть друг друга не могут и отчаянно пытаются перещеголять соперницу при встрече. У Дженнингсов, ирландских католиков, было шестеро детей — от восьми месяцев до восьми лет: непослушная банда, вечно испачканная остатками завтрака или обеда, которая, подобно стае подозрительных кошек, постоянно пялилась на Кору, когда она проходила мимо. В Коре не было ни капли материнского инстинкта, и, глядя на отродье Дженнингсов, она не могла избавиться от чувства, что этих детей способна полюбить лишь мать. И вот теперь, отперев дверь и войдя в дом, она столкнулась с самым младшим ребенком — все его звали Крохой, — который ползал по первому этажу. Когда она закрыла дверь. Кроха — Кора не знала даже, потрудились ли Дженнингсы дать ребенку имя, — остановился/остановилась и посмотрел/посмотрела на нее.
— Добрый день, — слегка нервно поздоровалась Кора: что-то в этом младенце всегда ее смущало. Когда приходилось с ним разговаривать, она употребляла в речи взрослые интонации и слова, не желая привычно лебезить, ворковать и сюсюкать с ребенком, будто слабоумная. Кора направилась к лестнице, но но успела ступить на нее, как из гостиной вышла миссис Дженнингс, — она пекла хлеб, и ее руки и щеки были обсыпаны мукой; она разыскивала самого младшего своего отпрыска.
— А, добрый день, миссис Криппен, — сказала она, подражая аристократической манере — так она обращалась к Коре, и это разительно отличалось от ист-эндского акцента, с каким она кричала на часто напивавшегося мистера Дженнингса. — Смотрите-ка. Промокла до нитки.
— Попала под дождь, — объяснила Кора, злясь на то, что ее увидели в таком виде — в мокром и грязном платье, с волосами, которые выглядывали намокшими космами из-под шляпки.
— Бедняжка. Похожа на мокрую кухонную тряпку.
— А вы вся в муке, миссис Дженнингс, — ласково сказала Кора. — Мы с Хоули всегда покупаем хлеб в магазине. Наверно, он намного вкуснее, если жизнь заставляет вас печь самим. Успех озаряет улыбкой даже самые грустные лица.
— Да уж, — ответила миссис Дженнингс, всегда готовая отплатить той же монетой. — А с такими мышцами, как у вас, наверно, гораздо легче носить покупки домой. Ей-ей, когда я впервые вас увидала, подумала, вы мужчина — такие широкие плечи.
