— Не опаздывай. — Бруно встал и отряхнулся. — И не забудь полосатую пижаму.
В этот день мальчики расстались в прекрасном настроении. Бруно предвкушал великое приключение — долгожданную возможность до отъезда в Берлин увидеть своими глазами, что же творится за оградой, а в придачу небольшую, но серьезную экспедицию. Шмуэль же понадеялся, что с помощью друга ему удастся разыскать папу. В общем и целом план выглядел очень даже разумным: они хорошенько повеселятся напоследок, а что может быть лучше накануне прощания.
Глава девятнадцатая
На следующий день
На следующий день — в пятницу опять собрались тучи. Проснувшись утром, Бруно выглянул в окно и с неудовольствием обнаружил, что на улице идет дождь. Если бы не последняя возможность увидеться со Шмуэлем — не говоря уж о том, что запланированное приключение обещало много интересного и увлекательного, начиная с переодевания в почти маскарадный костюм, — Бруно спокойно бы остался дома, отложив задуманное развлечение на первый же погожий день.
Однако часы тикали, и с этим ничего нельзя было поделать. Впрочем, расстраиваться Бруно не спешил: ведь впереди, до того часа, когда мальчики обычно встречались, еще уйма времени и всякое может случиться. Дождь после обеда непременно прекратится.
Занимаясь с герром Лицтом, Бруно то и дело поглядывал в окно, но просветов на небе так и не высмотрел. Дождь громко стучал по стеклу, будто нарочно показывая свою силу. За обедом Бруно сидел у кухонного окна. Дождь явно пошел на убыль, и вроде бы даже из-за черной тучи пробивалось солнце. Уроки истории с географией сопровождались шумным дробным аккомпанементом — дождь разбушевался не на шутку, казалось, он вот-вот выбьет оконное стекло.
К счастью, ливень прекратился как раз к окончанию занятий. Надев сапоги и непромокаемый плащ, Бруно выждал, пока учитель покинет их дом — нельзя же было столкнуться с ним по пути к Шмуэлю.
Земля превратилась в грязь, сапоги чавкали, и прогулка нравилась Бруно даже больше, чем обычно. На каждом шагу его подстерегала опасность — он мог поскользнуться и упасть, но этого так и не произошло. Бруно умудрился сохранить равновесие даже в тот щекотливый момент, когда поднял левую ногу без сапога, застрявшего в грязи.
По дороге он поглядывал на небо, и, хотя оно оставалось очень темным, Бруно надеялся, что с дождем на сегодня покончено и ничто не помешает ему осуществить свой план. Конечно, когда он вернется домой, придется объяснять, где это он так перемазался, но Бруно напомнит им, что он — типичный мальчик (мама всегда на этом настаивала), и тогда его, возможно, не будут слишком сильно ругать. Вдобавок мама всю неделю пребывала в отличном расположении духа, руководя упаковкой вещей для отправки на грузовике в Берлин.
Шмуэль уже поджидал Бруно. Впервые он не сидел, скрестив ноги и пялясь на пыль, но стоял, прислонившись к ограде.
— Здравствуй, Бруно, — крикнул он, завидев друга.
— Здравствуй, Шмуэль.
— Я волновался, удастся ли нам увидеться сегодня… Дождь и вообще, — сказал Шмуэль. — Тебя могли не выпустить из дома.
— Да, ситуация была рискованной, — согласился Бруно. — Погода нас чуть не подвела.
Шмуэль закивал. В руках он держал полосатые пижамные штаны, полосатую пижамную куртку и полосатую матерчатую шапочку. Бруно пришел в полный восторг. Предложенный ему костюм не отличался особой чистотой, но переодеваться в чужую одежду так увлекательно; к тому же Бруно знал, что настоящие исследователи всегда маскируются.
— Ты все еще хочешь помочь мне найти папу? — спросил Шмуэль.
— Конечно, — торопливо ответил Бруно, хотя перспектива исследовать неведомый мир за оградой представлялась ему куда более важной, чем поиски папы Шмуэля. — Я тебя не брошу.
Шмуэль приподнял проволоку и просунул под нее полосатый костюм, стараясь, чтобы тот не коснулся размокшей земли.
— Спасибо, — поблагодарил Бруно и почесал свой колючий затылок: и как он не догадался прихватить сумку, чтобы сложить в нее одежду, которую он снимет. Оставить ее прямо на земле после дождя — все равно что вывалять в грязи. Однако иного выхода у него не было. Либо оставить одежду здесь и потом не хныкать, когда придется возвращаться домой испачканным с ног до головы, либо отменить экспедицию, что, с точки зрения любого мало-мальски стоящего исследователя, просто немыслимо. — Отвернись, — велел Бруно своему другу. — Не хочу, чтобы ты смотрел, как я переодеваюсь.
Шмуэль, смутившись, отвернулся, а Бруно снял плащ и положил его на землю как можно аккуратнее. Затем стянул с себя рубашку, поежился на холоде и облачился в пижамную куртку. Надевая куртку через голову, Бруно глубоко вдохнул носом, и это было ошибкой — куртка пахла не очень-то приятно.
— Когда ее последний раз стирали? — спросил он Шмуэля, и тот обернулся.
— Не знаю, стирали ли ее вообще когда-нибудь.
— Не смотри! — напомнил Бруно, и Шмуэль опять отвел глаза.
Оглядевшись по сторонам и не обнаружив вокруг ни одной живой души, Бруно взялся за самое сложное — стащить с себя брюки, стоя на одной ноге, обутой в сапог. Все-таки странно себя чувствуешь, снимая штаны на улице. Бруно даже вообразить не мог, что было бы, если бы его кто-нибудь увидел, но в итоге, изрядно попотев, он успешно справился с задачей.
— Ну вот, удовлетворенно произнес он. — Можешь повернуться.
Шмуэль глянул на Бруно как раз в тот момент, когда Бруно придавал своему маскарадному наряду последний штрих — натягивал матерчатую шапочку. Шмуэль вытаращил глаза — уму непостижимо! Пусть Бруно не был таким тощим и таким бледным, как мальчики по ту сторону ограды, но отличить его от них было бы очень трудно. Да что там, они были совершенно одинаковы! (Во всяком случае, Шмуэлю так казалось.)
— Знаешь, о чем я сейчас вспомнил? — сказал Бруно другу.
— О чем?
— О моей бабушке. Я тебе рассказывал о ней. Та, что умерла.
Шмуэль кивнул: конечно, он не забыл. Бруно часто рассказывал о своей бабушке, о том, как хорошо ему было с ней и как он жалеет, что написал ей мало писем, а теперь ее уже нет на свете.
— А вспомнил я потому, что она любила ставить спектакли со мной и Гретель в главных ролях. — Из его берлинской жизни только память о бабушке не выцвела и не поблекла, поэтому Бруно, говоря о ней, не смотрел на Шмуэля. Она всегда подбирала мне самый подходящий костюм и приговаривала: «Хороший костюм — это очень важно, наденешь его и сразу почувствуешь себя тем человеком, которого изображаешь». Похоже, именно это я сейчас и делаю, а? Изображаю человека с той стороны ограды.
— Еврея, значит, — подсказал Шмуэль.
— Да, — подтвердил Бруно, чувствуя себя немного неуютно. — Точно.
Шмуэль ткнул пальцем в сапоги, в которых Бруно пришел из дома:
— Их надо оставить здесь.
Бруно не поверил своим ушам.
