— Целый день? Господи. Должно быть, это нелегко.
— Обычно в этот день я обедал с вашим отцом. Мне будет этого не хватать. — Ли проигнорировал эту банальность, так же, как я проигнорировал его сарказм, и потому я продолжил: — Боюсь, я не тот человек, с которым можно говорить о повседневной работе телестанции. Вот мой племянник в этом гораздо лучше разбирается. — Тут я прикусил язык, но сказанного не воротишь.
— Ваш племянник? — спросил Ли. — Он тоже работает на станции?
— Он — актер, — признался я. — Он довольно давно работает на телевидении. И, по–моему, хорошо знает этот бизнес. Ну, по крайней мере, он всегда так говорит.
Ли поднял брови и придвинулся ко мне чуть ближе — люди почему–то всегда ведут себя так, если говорят с кем–то, близко знакомым со знаменитостями.
— Он был актером? — спросил он, почему–то — в прошедшем времени. — Я хотел сказать, он — актер? Кто он? Я могу его знать? Не припоминаю никого по фамилии Заилль на телевидении.
— Его фамилия не Заилль, — быстро сказал я. — Он — Дюмарке. Томми Дюмарке. Он снимается в какой–то…
— Томми Дюмарке? — вскричал Ли, и несколько человек с удивлением обернулись. Я нервно сглотнул, желая немедленно оказаться где–нибудь в другом месте. — Томми Дюмарке из… — Он произнес название мыльной оперы, в которой снимался Томми… прошу прощения, многосерийной драмы, и я, пожав плечами, признался, что так оно и есть. — Ну ни хрена себе! — снова заорал он, и я невольно рассмеялся. Все–таки он был сыном своего отца.
— Боюсь, что так, — сказал я.
— Господи, невероятно. Вы его дядя. Это… — Он умолк, задумавшись.
— Ну, в некотором смысле.
— Это безумие! — сказал он, проведя рукой по волосам. Новость невероятно его возбудила, от волнения у него даже глаза вылезли из орбит. — Его все знают. Он один из самых известных…
— Прошу прощения, но где у вас тут ванная? — поспешно сказал я, ища пути к бегству. — Вы не возражаете, если я вас на минутку покину?
— Хорошо, — сказал он, сникнув от того, что его речь, превозносящая известность моего племянника так скоро прервана. — Но не уходите не попрощавшись, хорошо? Я хочу узнать, как вы обнаружили моего отца. Вы мне еще не все рассказали.
Я нахмурился и поднялся наверх, сполоснул лицо, прекрасно понимая, что сейчас в холле возьму пальто и шляпу и ускользну, чтобы больше с ним не встречаться.
Май и июнь выдались очень напряженными. После смерти Джеймса место управляющего станцией оставалось свободным и, после того, как П.У. просто исчез из нашей жизни, на станции возник некоторый беспорядок. Я по–прежнему регулярно встречался с Аланом, но толку от него было мало — он лишь беспрестанно повторял, что вложил в станцию почти все свои деньги; эта фраза превратилась для него в мантру, почти как у П.У. до его исчезновения. Я стал работать каждый день, с каждым днем все дольше и дольше, пока не подумал, что мне следует быть поосторожнее — это может меня состарить. Я не припоминал, когда мне приходилось бы столь упорно трудится после окончания Бурской войны, когда я какое–то время занимался госпиталем для солдат, не способных адаптироваться к гражданской жизни. Поскольку госпиталь был моей собственностью, я отвечал за подбор врачей, которые смогли бы помочь этим ребятам, и едва не заболел от беспокойства, сам чуть не став пациентом, прежде чем нашел подходящего человека, разделившего со мной тяготы и со временем вообще отстранившего меня от ежедневной работы. Вот о чем я думал, размышляя о замене Джеймса: о человеке, который сможет выполнять эту работу, уменьшит мою нагрузку, и хорошо, если бы он нашелся, прежде чем я окончательно сойду с ума.
На второй неделе мая мне позвонила Кэролайн Дэйвисон, дочь П.У. — она хотела встретиться со мной. Я предложил пообедать в моем клубе, но она отказалась, вместо этого предложив встретиться днем в моем кабинете. Это не светский, а деловой визит, сказала она, и ее твердый спокойный голос меня заинтриговал. Но я почти тут же забыл о ней и вспомнил о визите лишь за несколько часов до ее прихода, когда увидел ее имя у себя в ежедневнике.
Она прибыла ровно в 14.00 — хорошо одетая молодая женщина с коротко остриженными темными волосами. У нее было очень привлекательное лицо, светло–карие глаза, маленький нос, скулы изящно подчеркнуты легким макияжем. Я решил, что ей, должно быть, под тридцать — хотя кому–кому, но не мне судить о возрасте человека по внешности. Ей вполне могло оказаться и 550 — она запросто могла оказаться седьмой женой Генриха VIII
[54]
.
— Итак, — сказал я, когда мы расположились друг напротив друга, оценивающе один другого разглядывая и попивая чай за светской беседой. — Есть какие–нибудь новости о вашем отце?
— По–видимому, он где–то на Карибах, — сообщила она. — Звонил мне на прошлой неделе — он очень занят переездами с острова на остров.
— Повезло.
— Это точно. У меня уже два года не было отпуска. Неплохо бы и мне отправиться на Карибы. Кажется, он там познакомился с какой–то женщиной, хотя, судя по ее голосу, это скорее девушка, а не женщина. Какая–нибудь девятнадцатилетняя шлюшка, замотанная в леи, должно быть.
— Это на Гавайях, — сказал я.
— Простите?
— Гавайи. Леи носят на Гавайях. Цветочные гирлянды на шее. Не на Карибах. Я не знаю, какие у них там традиции.
Она уставилась на меня.
— Ну, не важно, — в итоге сказала она. — Похоже, у него что–то вроде кризиса среднего возраста, что вполне естественно. А с вами такое бывало?
Я засмеялся.
— Да, но случилось это много лет назад, — сказал я. — Я уже с трудом припоминаю. И назвать это «средним возрастом» означало бы сильно погрешить против истины.
— Как бы то ни было, я сомневаюсь, что нам в ближайшее время стоит рассчитывать на его возвращение в этот жалкий город. Кому на хрен сдались подземки, смог, миллионы людей и долбаный Ричард Брансон
[55]
каждый вечер по телику, если можно круглые сутки наслаждаться тропическими пляжами, солнцем и коктейлями? Ему повезло, он может себе такое позволить. У меня на это вряд ли хватит денег.
Она была удивительно откровенна, но после этого небольшого всплеска эмоций резко выпрямилась в кресле. Я погладил себя по подбородку, пытаясь оценить ее.
— А чем вы занимаетесь? — спросил я, удивляясь, почему П.У. никогда не упоминал о такой самостоятельной дочери. Отцы такими обычно гордятся.
— Музыкальными магазинами, — сообщила она мне. — Я региональный менеджер сети розничных магазинов Лондона и юго–востока. Всего сорок две торговые точки.
— Вот как? — Размах меня впечатлил. — Это, должно быть…
