Стояла задача поднять на поверхность как можно больше тел. Их находили в каютах и служебных помещениях, туалетах и душевых, барах и ресторане. Обследовать трюм и машинное отделение — такой задачи не стояло. Картина катастрофы казалась предельно ясной.
Когда через год в зале суда капитан стал объясняться насчет клинкетных задвижек, все работы под водой были завершены. Никто не послал заново водолазов, чтобы подтвердить или опровергнуть его слова.
* * *
И вот снова впереди мутная вода Севастопольской бухты. Колыхание медуз, испуганно вытаращенные глаза рыб — их стайки образуют большие замысловатые фигуры, мгновенно меняющие форму и объем, словно трехмерная компьютерная графика.
Пузыри стайками уходят наверх, прибор отслеживает глубину погружения. Вот и термоклин, резко отделяющий тепло от холода, подводный «юг» от «севера», куда лучше не опускаться без утепленного костюма.
Отверстие корабельной трубы, сплошь обросшей ракушками. Из черного жерла, блеснув боками в свете фонарика, вылетает очередная, стайка. Тронулся с места потревоженный рак, секунду назад его невозможно было разглядеть среди ракушек.
Каждая морская катастрофа, большая или малая, — огромное событие для морской живности. Знакомое дно вдруг становится другим. Как если бы на пути кочевого племени внезапно вырос огромный город.
Затонувший объект немедленно начинают обживать из-за множества укрытий и остатков кислорода. Первое время здесь особенно много корма, да и вообще все новое безумно интересно, даже рыбам.
При втором погружении у Слепого была четкая цель. Впервые с момента катастрофы человек нырнул в трюм судна, забитый илом. Вооружившись саперной лопаткой, начал раскопки. Они напоминали раскопки в пустыне. Как песок обычно засыпает любую ямку, точно так же оторванные комья ила притягивались обратно.
Работу на большой глубине можно сравнить с работой на другой планете. Затраты энергии слишком велики, через полчаса кажется, что сил больше не осталось. Из-за дыхания полной грудью запас воздуха стремительно тает.
Наконец лезвие ударило в металл. Что это? Судя, по всему, кожух генератора. Да, это она — корабельная машина, на чей вал насажен огромный, торчащий наружу винт.
Генератор не интересовал Сиверова. Он только позволил получить важную точку отсчета. Вспомнив чертеж тушью на кальке, Глеб отыскал место ближайшей задвижки, лопаткой отмеряя расстояние по рыхлой илистой поверхности. Немного передохнул и снова принялся за раскопки.
Приходилось действовать на ощупь. Комья ила распадались в воде на мелкие взвешенные частицы. Слепой, славившийся феноменальным зрением среди друзей и врагов, не мог различить даже собственной руки в рукавице.
Лезвие лопаты снова уперлось во что-то твердое. Глеб сдвинул его вправо-влево. Похоже, здесь водонепроницаемая клинкетная задвижка осталась задраенной. И это уже говорило о многом…
Сиверову очень хотелось проверить еще хотя бы одну задвижку, но запаса воздуха оставалось минут на пять, не больше. Работая саперной лопаткой, он «вынюхивал» его с той скоростью, с какой это делает неопытный аквалангист при первых погружениях.
Пора наверх, тем более всплывать нужно не слишком быстро, чтобы не влететь в декомпрессию. Организм должен освободиться под водой от накопившегося азота…
Как только Глеб выбрался на берег и смог расстегнуть «молнию» на гидрокостюме, он с облегчением почувствовал, как теплый воздух стекает вниз по спине. Снял рукавицы, стал разминать онемевшие пальцы, дышать на них, как делают люди при морозе. А ведь бархатный сезон в Крыму еще не закончился, ночные температуры еще не опускались ниже двадцати градусов.
* * *
Километрах в шести от места погружения Сиверова на черной воде отражался парус небольшой яхты.
— Красное дерево, понял? — Картавый гордо постучал толстым ногтем по внутренней поверхности борта.
Этот плечистый и приземистый человек с длинными, до колен ручищами никогда не страдал дефектом речи. Кличка прилипла к нему на первой отсидке — сейчас и не вспомнить, откуда она взялась.
— Сколько ж ты за нее отвалил? — выпятил нижнюю губу щуплый его гость с темно-рыжими усами на бледном лице.
Хозяин только отмахнулся, не желая обсуждать тему. Сплюнул вниз на лунную дорожку, бликующую золотом. На низком столике лежали нарды и пепельница. Продолжая играть, игроки по привычке завзятых нардистов называли выпавшие на костях-«зарах» комбинации.
— Джут-се… Дорд-чахар… Шеш-беш…
Если комбинация выпадала к месту, ее название произносилось громко и смачно, ход шашкой делался с громким хлопком по доске. Невыгодные цифры назывались тихо сквозь зубы, так же тихо сдвигалась шашка.
— Пластиковая яхта — гадюшник. Просыпаешься, блин, как в остывшей бане, — Картавый поморщился от отвращения.
— Так что ему, говоришь, нужно, этому кадру? — партнер по нардам вернулся к главному поводу для встречи.
— Мне подсказала добрая душа. Вроде он самый высокооплачиваемый киллер на всю Россию. Вот и думай, Алик, что ему понадобилось. Может, кости погреть. А может, отстрелять человек пять, нас с тобой в том числе. Тогда московская братва пришлет наместника и будет спокойно здесь керувать.
По паспорту гостя Картавого звали Али — редкий случай, когда уменьшительное имя звучало длиннее полного. Бросив кости, Али недовольно покачал головой.
— Опять «ду-бара»! Второй раз подряд. Все тебе освобождаю, занимай.
— Не прибедняйся. Забыл, какое дерьмо мне вначале перло?
— В котором году нас пытались подмять?
— Москвичи? В девяносто шестом, когда Сидора с Ханом замочили.
— Каких людей Крым потерял!
— Пусть земля им будет пухом, — Картавый потряс кости в сжатом кулаке и энергичным жестом швырнул их на доску. — Пяндж чахар… Вот тебе пятерочка, вот четверочка. Если б не тот год, мы бы с тобой до сих пор ходили на вторых ролях.
— Кто знает? — философски заметил Али. Картавый бросил короткий взгляд исподлобья.
На секунду представил своего партнера в чалме и халате, подпоясанном узорчатым кушаком, с кривой саблей на боку. Предки Али были теми самыми крымскими татарами, с которыми Хмельницкий ходил на поляков. С теперешними потомками тоже надо держать ухо востро. Но москали все равно опаснее. Москали хотят нахрапом взять.
— Значит, подсказали — добрая душа нашлась? Ну и как, отблагодарил человека?
— А он не взял ничего. Сказал, у него с москвичами свои счеты.
— Если б не сказал, я бы сказал за него.
— Думаешь, туфта? Хочет нашими руками жар загрести?
— Аллах знает. А для меня пока фифти-фифтй.
— Это ж по всем уровням наезд. Ихние монополисты сейчас по всему бывшему Союзу энергетику к рукам прибирают.
