Разговор о секретах он затеял неспроста — пассажир опять надеялся развести Глеба на бабки.
— Хватит ужасы наводить. Лучше скажи, сколько еще погода продержится.
— Неделю так точно. Ты, кстати, баллоны зарегистрируй. А то подплывут пограничники, деньгу на пустом месте сорвут.
Дом, сдаваемый внаем, оказался крохотной мазанкой на вершине склона. Полное отсутствие удобств искупал потрясающий вид на море. Сиверов не сомневался, что у Жоры в запасе еще как минимум десяток таких «номеров».
— Устраивайся. Насчет матраца не сомневайся: ни одной мандавошки, регулярно на солнышке прожариваем. На тачке к морю не спускайся — дорога осыпается, тормоза не удержат. Предупреждаю на всякий случай, у тебя, как я вижу, башня ровно сидит. Вон на стенке номер моего мобильника. Отсюда не звони — не дозвонишься. Повыше забраться надо — вон туда.
Оставшись в одиночестве, Глеб достал из машины спальный мешок, постелил на дощатый пол и прилег, не залезая внутрь, — жара еще не спала.
Наверняка Клюге выполнял в Крыму чей-то заказ. Только вот чей, спецслужбы или частного лица? Например, родственника человека, погибшего на одном из судов. Почему встревожился Потапчук? Все ли он рассказал, что ему известно?
Действовать нужно аккуратно. Человек далеко не так же свободен, как птица в небе и рыба в воде. Даже работа на себя — несвобода, а работа на контору — тут и говорить нечего. Но ни одна контора на свете, включая ФСБ, не несет по отношению к Слепому никаких обязательств. Особенно на территории соседнего государства.
Человек с этим прозвищем мысленно представил карту крымского берега. Похожую на ту, которую ему два часа назад пытались продать, только гораздо более подробную, с гораздо более точными данными.
Контора под названием ЭПРОН действительно работала в Крыму в двадцатых-тридцатых годах прошлого века. Громадный объем информации собрала потом Гидрографическая служба Черноморского флота. Имелись и новейшие данные последнего десятилетия — в большинстве своем уже проверенные и перепроверенные.
Перед отбытием на юг Слепой запомнил карту наизусть, особенно в той части морского дна, которая примыкала к месту обнаружения утопленника.
Хотя… Если такой мастер не желал раскрыть цель своего погружения, он мог скрыться под водой достаточно далеко от места. Проплыть, сколько требуется, в верхних, теплых слоях и уж потом опуститься на глубину, туда, где температура никогда не поднимается выше десяти градусов.
* * *
Глеб Сиверов давно усвоил простое правило: хочешь что-то узнать — не спеши задавать вопросы. Люди сами все выболтают, главное — не проявлять заинтересованности. Отмотав тридцать с небольшим километров до Севастополя, он снял на сутки номер в той самой гостинице, где останавливался немец. Около полуночи вышел из номера в коридор, опустился на диван на небольшом пятачке рядом со столом дежурной по этажу. Пожаловался:
— Сосед ворочается.
— Тут уж, звыняйте, мы зробить ничого не можем, — ответила особа лет сорока пяти с мелированными волосами.
Чтобы не терять на работе времени, она подравнивала ногти пилочкой из маникюрного набора.
— Да я не в претензии. Просто не спится.
Дежурная разрешила включить телевизор при условии, что громкость будет на нуле.
— Надоел мне этот ящик, — отмахнулся Глеб. — Лучше просто посидеть.
Поговорили о том о сем. Женщина, конечно же, не смогла удержаться от рассказа об иностранце, выловленном из моря несколько дней назад.
— Бедняжечка. Захлебнулся, видать, в бурю.
Клюге прибыл в город под видом фотокорреспондента берлинской газеты. Особо не привередничал, не жаловался на плохой сервис и вообще не доставлял никаких хлопот за все пять дней своего пребывания в гостинице.
— Меня уже тягали на допросы. Якие гости бывали, чоловики чи бабы? Пили чи нет, много чи мало?
Гостей дежурная не видела, шума не слышала. А бутылки собирают уборщицы, это одна из статей их дохода, и никто в гостинице не требует у них отчета по стеклотаре.
— Заплатить хоть заплатил? — спросил Сиверов, как спрашивают ради поддержания разговора.
— За номер у нас, як везде, гроши вперед берут, иначе в трубу вылетишь. Междугородных разговоров не было.
Глеб поторчал еще на диване с полчаса, послушал другие городские сплетни. Потом отправился в ночной бар. При любой курортной гостинице ошивается стабильный контингент проституток. Наверняка хоть одна пыталась навязать иностранцу свои услуги. Еще один шанс узнать подробности. Через день-другой будет поздно — история потеряет актуальность, ее заслонят другие, посвежее.
Проституток в баре хватало, в том числе свободных. В фософоресцирующе-желтом свете их лица выглядели жутковатыми. Сиверов не торопил события, взял холодной водки с нарезанным на дольки грейпфрутом, устроился в дальнем углу. Скоро выяснилось, что у проституток здесь своя очередь, как у таксистов на стоянке. Все расписано во избежание конфликтов.
К новенькому деловито подсела толстуха в ажурных чулках и красном шелковом платье.
— Как насчет женской ласки? Есть настроение? — спросила она низким, с хрипотцой голосом, без малейшей попытки придать ему игривую интонацию.
— Хочешь, имя угадаю? Тамара?
— Да слышал, небось.
— Ничего подобного. У красивой женщины всегда красивое имя. Выражение толстухиного лица слегка смягчилось.
— С красивой женщиной ведут себя соответственно.
— Без вопросов. Что будешь пить?
— Водку, только без грейпфрута. Такую дрянь даже под сорок градусов не проглотишь.
— Нормальный фрукт, не хуже любого другого.
— Оторвемся куда-нибудь или здесь еще посидим? — спросила Тамара, отхлебнув зараз почти половину из двухсот граммов в бокале.
— Побудь со мной, составь компанию. Сколько у тебя такса за час?
— За компанию? — с сомнением взглянула толстуха. — Тридцатник.
Сиверову не жалко было денег. Но, переплачивая, человек выставляет себя лохом. А с лохами и разговор будет соответствующий.
— Двадцать в самый раз, — он протянул ей долларовую купюру.
— С хорошим человеком можно и за двадцать посидеть.
Тамара решила честно отработать деньги. За первые полчаса пересказала кучу анекдотов и местных баек. Если б Сиверов действительно решил скоротать время в баре, лучшей напарницы ему бы не найти.
Через полчаса она вспомнила про Ганса — так она называла немецкого «корреспондента».
— Бедный мужик. Такой красавец был — все наши девочки на него заглядывались. И вдруг такое…
Переход от веселых анекдотов к ужасу получился, пожалуй, резковатым, но Сиверов промолчал.
