Так было и сейчас. Нина рухнула на кровать крестной одетой, даже не умывшись. Сил не было никаких. Она думала, что вообще не уснет от обилия впечатлений и усталости, но уснула, едва коснувшись головой подушки.
Нина проснулась оттого, что где-то наверху истошно лаяла собака. Прямо заходилась лаем. Она посмотрела на часы – три ночи. Собака лаять перестала, но начала каркать ворона. Нина закрыла глаза и постаралась заснуть. Однако карканье сменилось истошным мяуканьем, а потом опять начала лаять собака. Пришлось встать, накинуть халат и выйти из комнаты. Тетя Ася сидела на кухне и смотрела в потолок.
– Теть Ась, что это? – испуганно спросила Нина.
– Полнолуние, вот что происходит, – ответила крестная, злая, как сто чертей.
Нина ничего не поняла и присела на краешек стула. Крестная продолжала сверлить взглядом потолок. Когда опять залаяла собака, раздался мужской крик:
– Сона, заткнись уже, сучья ты дочь!
В ответ на этот крик начала каркать ворона.
– Я сейчас встану с кровати и сам тебе рот заклею! – опять закричал мужской голос.
В ответ замяукала кошка.
– Что происходит? – спросила Нина.
– Это Сона, – ответила тетя Ася и, решив, что дала исчерпывающий ответ, схватила палку и застучала по батарее.
– Сона? Соседка? – спросила Нина, которая никак не могла привыкнуть к тому, что на все ее вопросы давались прямые ответы. Без подробностей. Как будто она сама должна была догадаться, почему Сона, которая вывешивает плюшевые игрушки на трос, лает и мяукает в полнолуние.
Тетя Ася посмотрела на нее и тяжело вздохнула.
– Ты же помнишь Сону? Когда ты маленькая была, она тебе зайца подарила. Такого страшного, что я сама испугалась. А ты так долго плакала, что пришлось Вахо звать. Сначала Карину, а потом Вахо. Сона совсем больная, это все знают. Вахо говорит, что у нее шизофрения, но она безобидная. А я не больная? У меня тоже будет шизофрения!
Сона жила двумя этажами выше. Нина ее, конечно же, помнила, как все дети в доме. Сону привезла сюда родная сестра. Привезла и уехала, не стала «дохаживать». А Сона сначала тихая была, двор мела каждое утро. Соседи нарадоваться не могли – у них самый чистый двор. Сона прямо каждый уголок вылизывала, хотя ее никто не просил. Спускалась рано утром, раньше Рафика, который выходил на «работу» в шесть утра, и чисто мела двор. А уж если кто-то из детей или мужчин фантик от конфеты или бычок сигаретный с балкона выбрасывал, так Сона такой скандал закатывала, что в соседнем дворе слышали. Правда, была у нее одна странность. Каждое утро она выносила мусор из своей квартиры и разбрасывала его по двору. И только потом начинала выметать. То, что у соседки не все в порядке с головой, первой заметила Валя. Она жила прямо под квартирой Соны и приняла на себя, так сказать, первый удар. Ровно в полночь, как рассказывала потом соседкам Валя, Сона стала выплескивать с балкона воду. Часть попала на Валин балкон, и только поэтому она заподозрила неладное. Утром с ее балкона стало нести мочой. Валя облазила всю квартиру, вымыла балкон, а мочой все равно несло. Хуже, чем кошачьей. Тогда Валя пошла к Соне и прямо спросила, что она выливала с балкона.
– Понимаешь, Сона считает себя колдуньей. И в полнолуние, ровно в двенадцать часов, она выливает с балкона воду, смешанную со своей мочой. Откуда у нее столько мочи? Вот скажи мне! – рассказывала тетя Ася Нине. – А еще она кукарекает, лает и мяукает – злых духов так отгоняет. И кто у нее злые духи? Соседи! Мы на нее порчу наводим! Нет, она хорошая, тихая, только в полнолуние с ума сходит. Совсем больная становится. А что сделаешь? Ничего не сделаешь. Досматривать за ней некому, родная сестра приехала и уехала. Я ее понимаю. Как женщина понимаю. И в больницу Сону не отдашь, она там сразу умрет, кто такой грех на душу возьмет? И жить с ней нельзя.
– А почему сестра уехала? Не забрала Сону?
– Ой, тут такой цирк приехал! В кино такого не увидишь! – рассмеялась крестная.
Наверху Сона опять завыла по-волчьи.
– Сона! Замолчи! По-хорошему тебя прошу, – раздался женский крик.
– Это соседка, Дарико, ей девяносто лет или все сто, – объяснила тетя Ася Нине. – Она ничего не видит, не слышит и давно глухая. Но я тебе скажу, видит она и слышит лучше нас с тобой.
– И что Сона? – спросила Нина.
Так вот, Сона вроде бы никому не мешала. Но когда она стала выливать воду с мочой с балкона и кудахтать по ночам, соседи возмутились. Пытались с ней поговорить. Но без толку. Сона считала всех злыми духами и сыпала проклятьями. А на детей, которых сердобольные соседки подсылали с хлебом, плевала. То есть по-настоящему плевала. Чуть ли не в лицо. На счастье, именно в момент обострения к ней приехала сестра, жившая в другом районе с маленьким сыном. Она хотела продать квартиру и забрать Сону к себе.
– Конечно, ей нужны были деньги за квартиру, – покачала головой тетя Ася, – а не Сона. Кому сейчас не нужны деньги? Но сестра хорошая была, добрая. Сону бы не оставила.
Сестра замесила тесто – решила испечь хачапури. Она хотела даже приготовить ачму, как они делали в детстве, в четыре руки, погружая тесто в кипящую воду. Так, как учила их мама – сначала старшую дочь, а потом младшую. Но Сона не захотела делать ачму. И вообще ничего вместе с сестрой не хотела делать. Она пришла к выводу, что сестра – тоже злой дух, и заперлась в комнате, где читала какие-то заговоры. Сестра решила напечь хотя бы хачапури. Муки было мало, а дрожжей много. Но она все равно замесила и поставила тесто подходить, а сама пошла развешивать белье.
– Понимаешь, муки было мало, а дрожжей много, – захохотала в голос тетя Ася.
– И что? – не поняла Нина, которая так и не овладела искусством печь хачапури, что для крестной было настоящим горем.
– Тома такие хачапури пекла, мы с ней такую ачму делали! Пальчики оближешь и язык проглотишь! А ты? Это все потому, что она тебе в попу дула и ничего не заставляла делать. А вот заставила бы, так ты бы хотя бы пироги умела печь! Нет, она за тебя все делала!
– Теть Ася, вы не отвлекайтесь, не ем я ваши хачапури, никогда не любила! Что с Соной-то?
– Хорошо, что тебя Тома не слышит! Хачапури она не любит! Я тоже не люблю, когда готовлю, а так очень люблю! Это же твой хлеб, ты на нем выросла, что значит – люблю, не люблю?
– Теть Ась, давайте без пафоса…
– Я не знаю, что такой твой пафос-шмапос, я тебе про другое говорю! А ты не хочешь меня услышать! Нет, это моя вина. Я же тебе тоже как мать, хоть и крестная, а ничему не научила. Это мой позор. Мой грех.
– Теть Ась, хватит про грехи. Расскажите про Сону!
Наверху Сона опять закукарекала. Часы показывали четыре утра.
– Все, скоро угомонится, – сказала тетя Ася. – Она в начале пятого всегда прекращает.
– Так что случилось-то?
А случилось то, что племянник Соны решил попробовать тесто.
