— Но…
— Никаких но! Или убирайтесь с сегодняшнего дня по собственному желанию, или вылетите через три дня по нашему!
— А почему через три дня? — удивилась Казначеева.
— По выговору в день. Для увольнения по инициативе администрации, как вы знаете, достаточно трех «строгачей». Выбирайте, даю вам пару минут.
Прыгунов обернулся к Елене Сергеевне:
— Кто будет принимать дела и аптеку, вы уже решили?
— Предварительно — да, — не раздумывая, ответила Елена Сергеевна. — Временно назначу Строкову, а там видно будет.
— Строкова сегодня здесь?
— Пока нет. Я попросила ее приехать к двенадцати часам, раньше в любом случае не получится.
— Сука! — Глаза Казначеевой, казалось, были готовы испепелить заведующую подстанцией. — Тварь!
— Спасибо, Надежда Константиновна, — рассмеялся Прыгунов. — Один повод у нас уже есть. Осталось найти еще два.
В кабинет вошел Федулаев. Без стука. Елена Сергеевна уже успела объяснить всем сотрудникам, что стучаться перед входом в рабочий кабинет глупо.
— Вот! — Федулаев подошел к столу Елены Сергеевны и протянул ей лист бумаги. — Доктор Рогачевская написала заявление об увольнении и сейчас собирает свои вещи. Сюда она прийти отказалась.
Вид у старшего врача был немного растерянный.
— Юрий Романович, — Елена Сергеевна взяла заявление, открыла верхний ящик стола и достала оттуда две бумажки, одну из которых протянула Федулаеву. — Передайте доктору Рогачевской обходной лист. Пусть подпишет его и принесет мне. Без этого я не отправлю ее заявление в отдел кадров.
— Хорошо! — Федулаев взял обходной лист и снова вышел.
— И служила ей рыбка золотая, и была у нее на посылках! — ухмыльнулась Казначеева.
— Ну, что? — Елена Сергеевна посмотрела ей в глаза. — Берем обходной лист и пишем заявление или не берем и пишем объяснительную по поводу оскорбления руководства?
— Берем, — тихо, словно про себя, ответила Казначеева, вставая со стула.
С обходным листом в руках она вышла из кабинета, как следует хлопнув дверью на прощанье.
— Ну все, боярыня, — Прыгунов поднялся и протянул руку Елене Сергеевне. — Всех разогнала — теперь хозяйствуй. И знай — если что, то спрошу по всей строгости!
— Как это напоминает сцену из советского фильма пятидесятилетней давности! — рассмеялась Елена Сергеевна, пожимая руку начальника. — Спрашивайте на здоровье!
— Резво ты начинаешь! — не то восхищенно, не то осуждающе покачал головой Прыгунов и, не прощаясь, вышел…
В половине второго, когда все заявления уже были написаны, а обходные листы заполнены, и шла передача дел и имущества от бывшего старшего фельдшера к временно исполняющему обязанности, Елене Сергеевне позвонил Данилов.
— Как дела? — спросил он свежим после сна голосом.
— Нормально, — Елена Сергеевна попыталась представить себе, что сейчас делает Данилов. — Ты, наверное, пьешь кофе и смотришь телевизор?
— Нет, я сижу за компьютером и пью пиво, — ответил Данилов. — Знаешь, как сказал один умный человек: «С утра выпил — весь день свободен».
— Завидую тебе, — вздохнула Елена Сергеевна.
— Подробности будут? — Данилов явно сгорал от нетерпения.
— Прошел Чингисхан — и нет Самарканда! — загадочно ответила Елена Сергеевна. — Подробности при встрече.
— Когда?
— Скоро. Я позвоню.
— Буду ждать! — Данилов дал отбой.
Елена Сергеевна достала из сумки мобильный и позвонила сыну:
— Никита, ты уже дома?
— Дома, — ответил сын. — Нагулялся.
— Чем занимаешься?
— Рисую.
Никита неплохо рисовал, даже получал награды на выставках, а школьная учительница рисования, восторженная старая дева, прочила ему «грандиозное будущее».
— Вероятно, у нас сегодня будут гости, — предупредила Елена Сергеевна.
— Кто?
— Один человек.
— Тот, который «Харлей Дэвидсон и ковбой Мальборо»? — уточнил сын.
— Да.
— Давно пора, — одобрил Никита. — Одиночество губительно сказывается на людях и на женщинах в первую очередь!
— Почему?
— Потому что женщины более ранимые, — снисходя к материнской тупости, пояснил Никита. — Приводи своего знакомого, должен же я знать, что за бойфренд у моей матери.
— Никита! — Елена Сергеевна чуть не поперхнулась от неожиданности. — Откуда ты взял это слово?
— Из жизни. Ну пока, мам, до вечера, а то краски быстро сохнут.
За все время знакомства как только Елена (на словах и в мыслях) не называла Данилова. Диапазон колебался от «любимый мой» до «чокнутый засранец», но никогда не включал в себя слова «бойфренд». Елена почувствовала себя безнадежно отставшей от жизни.
Глава девятнадцатая
Прощание со «скорой»
Они лежали под одним одеялом, им было хорошо друг с другом, и луна приветливо светила в незанавешенное окно.
Совсем как десять лет назад, только за стеной спал сын Елены, которого Данилов слегка побаивался. Вернее, не побаивался, а просто не знал, как с ним держать себя. То ли наравне, то ли с позиции старшего товарища, то ли вообще не форсировать события и свести общение к минимуму до тех пор, пока мальчик сам не потянется к нему. А если не потянется? Нет, надо, чтобы потянулся…
— О чем ты думаешь? — поинтересовалась Елена, прижимаясь к Данилову всем телом.
— Перебираю в уме легион своих любовниц и пытаюсь убедить себя в том, что ты — самая лучшая.
— И получается? — Рука Елены погладила его по груди и спустилась ниже.
— С трудом, но я справлюсь! — заверил ее Данилов.
— Ты стал наглым, Вова, — вздохнула Елена. — И что самое ужасное — такой ты мне нравишься больше.
— Я стал взрослым, — ответил Данилов.
— Я чувствую… — Рука Елены спустилась еще ниже.
Данилов повернулся и обнял ее…
Потом они опять лежали под одним одеялом и луна все так же светила в окно.
— Я была дура, — призналась Елена. — Я только сейчас понимаю, что так хорошо, как с тобой…
— Остановись! — Данилов попытался зажать ей рот рукой, но был тут же укушен за палец и вернул руку на прежнее место — на левое плечо Елены. — Не надо сравнений. И не надо экскурсий в прошлое. Прошлого нет, будущего нет, есть только вечное «сейчас» и больше ничего.
— Ты добрый…
— Это тебе так кажется, или ты хочешь в это верить! На самом деле — я холодный и расчетливый мерзавец, преследующий корыстные цели.
