Но больше всего Данилова озадачило то, что Елена постепенно перестала интересоваться его делами. Спросит: «Как ты сегодня?», услышит в ответ дежурное: «Нормально», и все! Жену даже не удивила сумма, которую Данилов заработал в патологоанатомическом отделении; а Владимир был уверен, что Елена обрадуется. Добрейший Юрий Юрьевич выписал Данилову премию, существенно превышавшую совместительский оклад. Вместе с деньгами, полученными за ночное дежурство вместо Валеры, вышло очень прилично.
Дома витал запах тайны, запах пряной сосновой горечи; и удивительно было не то, что от всего этого у Данилова болит голова, а то, что она еще не взорвалась.
Данилова подмывало задать Елене прямой вопрос – он любил ясность и ценил те преимущества, которые она предоставляет. Но, начав спрашивать, он стал бы прокурором, а Елене пришлось бы защищаться или оправдываться. Ничего из этого не получилось бы хорошего.
— Я надеюсь, что все вы читали «Смерть Ивана Ильича»? — Кислая скользнула по лицам ординаторов рассеянным, словно устремленным в себя, взглядом.
Ординаторы закивали – из вежливости, без энтузиазма.
— Но не будем отвлекаться, — спохватилась Кислая. — Итак, ни для кого не секрет, что клинико-анатомический анализ с дачей объективного и всестороннего заключения – это не просто наша с вами ежедневная рутинная работа. Это огромной важности научная… нет не научная, а научно-практическая задача. Можно сказать, что патологоанатом – гарант повышения качества лечения!
— Но не для того, кто в данный момент лежит у него на столе, — негромко сказал Денис.
— Совершенно верно, — согласилась Лариса Александровна. — Но ведь тем, кого станут лечить завтра, непременно пойдут на пользу ваши выводы, не так ли?
— Да, конечно, — Денис на некоторое время потерял желание острить.
В этом и заключалась сущность педагогического метода доцента Кислой. Любое, даже самое дурацкое, высказывание «с места» она принимала как серьезное. Вдавалась в объяснения, вступала в дискуссию, и с выражением лица типа «как можно этого не знать» доказывала очевидное собеседнику, поставив его в весьма неловкое положение.
Данилов сначала не думал о том, что в жизни Елены появился другой мужчина, но постепенно эта мысль стала приходить ему в голову все чаще и чаще. И пусть у него не было прямых оснований для того, чтобы заподозрить измену, но сомнения, сомнения…
— Ваши отношения, благодаря их не совсем стандартному развитию, были застрахованы от множества подводных камней, — туманно выразился Полянский, которому Данилов рассказал все начистоту.
Полянского порой заносило, и он начинал говорить путано и непонятно.
— Игорь, не впадай в словоблудие! — взъелся Данилов. — Ты не на ученом совете, а я не твой шеф. Какое там «не совсем стандартное развитие» и «подводные камни»? Говори по-человечески или молчи, если сказать нечего!
Полянский, добрая душа, не обиделся, потер ладонью лысину, отчего она заблестела еще больше, и сказал просто:
— Вы так давно знаете друг друга, что пора бы научиться доверять.
— Это все, что ты можешь мне посоветовать? — изумился Данилов.
— Да, все, — подтвердил Полянский. — А тебе вообще не кажется странным советоваться по таким поводам с законченным холостяком?
— Напротив, только человек, не погрязший в семейном быту, может правильно взглянуть на проблему. Не через темные очки и не через розовые. — Владимир действительно так думал.
— Принесу еще пива! — вспомнил Полянский о роли гостеприимного хозяина. — Брынзы еще нарезать?
— Нарезать, и побольше, — Данилов любил брынзу. — А если у тебя найдется еще одна баночка оливок…
— Найдется! — крикнул из кухни Полянский. — Берег на собственную свадьбу, но тебе разве откажешь!
Вновь уставив журнальный стол запотевшими бутылками и тарелочками с закусками, Полянский пристально посмотрел Данилову в глаза и посоветовал:
— Выбрось из головы эти мысли. А то ведь и себя накрутишь, и Елену. Оно тебе надо?
— Мне нужно знать истинное положение дел! Особенно сейчас, когда я нахожусь на карьерном… перепутье.
— Когда мужик начинает зарабатывать меньше, ему кажется, что весь мир ополчился против него, — улыбнулся Полянский, сворачивая крышку с бутылки. — Это пройдет. Тем более что ты не дурака валяешь. И знаешь что, Вовка? — Полянский подался вперед. — Я прекрасно понимаю твое желание уйти в патологоанатомы. Я вообще удивляюсь, как тебя хватило на все эти годы на «скорой» и потом еще в роддоме. Сплошная нервотрепка плюс огромная ответственность!
— Ну, ответственности, положим, и на патанатомах лежит немеряно…
— Это другое! — отмахнулся Полянский. — Короче, чтобы ты снова меня не перебил, давай выпьем за тебя. Чтобы все у тебя получилось, как надо.
— Давай!
Друзья чокнулись бутылками.
— Как совместительство – не напрягает? — слегка снисходительно, как и положено благодетелю, поинтересовался Полянский.
— Наоборот – отдыхаю душой. Особенно когда замещаю ночью одного Казанову местного значения. Это у меня, так сказать, регулярная халтура. Что ты улыбаешься?
Данилов подумал, что Полянский смеется над ним в роли дежурного санитара, но причина оказалась иной.
— Я представил, как сейчас где-то Елена разговаривает с подругой и говорит ей: «Вовка регулярно не ночует дома. Якобы замещает какого-то санитара в морге. Как ни пытаюсь, не могу в это поверить».
— Очень умно! — скривился Данилов и поспешил сменить тему. — Лучше расскажи, как там ваш Федосеев? Не собрался ли на пенсию?
— Скорее я соберусь! Валентин Семенович вечен, как пирамиды! Недавно сказал: «Вот доработаю до восьмидесяти пяти, если бог даст, и уйду на покой». Знаешь, что он в Мюнхене недавно отмочил?.. — О родной кафедре и своей роли на ней Полянский мог говорить бесконечно…
— Через полчаса жду вас в секционном зале, — Кислая решила отдохнуть. — Судя по тому, что в истории болезни настоящая чехарда взаимоотрицающих диагнозов, вскрытие будет очень интересным. Обещала присутствовать Анна Павловна в компании с начмедом и заведующим реанимационным отделением.
— А каков основной диагноз? — спросила Ирина.
— Тромбоэмболия легочной артерии, но с таким же успехом можно написать «ХЗ».
«ХЗ», то есть «хрен знает», пишут в историях болезни лишь в анекдотах. Если врачам так и осталось неясно, от чего умер пациент, то в истории болезни все равно пишется наиболее вероятный диагноз. А там уже патологоанатом скажет – совпали диагнозы или нет, лечили пациента или убивали.
Вскрытие действительно оказалось интересным, но совершенно по другой причине. Едва был отвергнут диагноз тромбоэмболии легочной артерии, как заместитель главного врача по лечебной работе обрушилась с упреками на заведующего отделением реанимации.
