— Наверное, его навел кто-то из своих, — предположила Ирина. — Иначе откуда бы он узнал, как зовут заместителя главного врача?
— Помилуйте, — улыбнулся Ерофеев. — Все имена на дверях написаны и на стенде у регистратуры. Вы так, чего доброго, и сестру мою в сообщницы запишете.
Ира покраснела от смущения. Ерофеев, позабавленный ее видом, рассмеялся и отпустил ординаторов. Все, кроме Данилова, поспешили в раздевалку, Владимир же проявил присущую его возрасту мудрость и ответственность – заглянул в секционные в поисках интересного дела.
Интуиция его не подвела: аспирант Завольский в компании с незнакомым Данилову больничным патологоанатомом работали с женским трупом.
— Владимир, как вы удачно пришли, — сказал Завольский. — Посмотрите на расслоение стенки восходящего отдела и дуги аорты.
Аспиранты последнего года по негласной кафедральной «табели о рангах» приравниваются к преподавателям и очень любят выступать в этом качестве. Разве что Сабутин не любил делиться знаниями, предпочитая только накапливать их, но его уже можно было не считать. Пока ему оформили годичный академический отпуск, но всем было ясно, что в аспирантуру Сабутин не вернется.
— Шестьдесят два года, доставлена вчера самотеком: муж привез с жалобами на кратковременную потерю сознания и слабость в левых конечностях…
Не прекращая говорить, Завольский продемонстрировал Данилову аорту: толстую трубку, разрезанную вдоль. Ее внутренняя оболочка отслоилась и на ощупь при прикосновении напоминала тонко выделанную кожу. Органы покойницы уже были аккуратно разложены на подсобном столе.
— Диагностировали ишемический инсульт в бассейне правой средней мозговой артерии с левосторонним гемипарезом. Как полагается – ишемическая болезнь, атеросклеротический кардиосклероз, гипертония…
— На самом деле никакого инсульта нет, — добавил незнакомый доктор. — Умерла она от остановки сердца. И вот, посмотрите, коллега – «мускатная» печень. Наверное, уже доводилось видеть?
— Доводилось, — кивнул Владимир. — И не раз.
«Мускатная» печень, как казалось Данилову, не имела ничего общего с мускатным орехом, в честь которого получила свое название. На разрезе она была пестрой – мелкие красные точки-горошины на желтоватом фоне. Название «крапчатая», по мнению Данилова, подходило для такой печени куда больше. Звучало, конечно, далеко не так красиво, но зато лучше соответствовало реальности.
В медицине, и в патологической анатомии в частности, много красивых названий. Правда, обозначаются ими вещи совсем не красивые.
— Расхождение третьей категории, — немного злорадно сказал Завольский.
— Да, это так, — согласился его напарник. — Но она провела в стационаре слишком мало времени, плюс очаговая симптоматика… Правильный диагноз был невозможен.
— Почему это невозможен? — возразил Завольский. — Подобные случаи маскировки расслаивающей аневризмы под нарушение мозгового кровообращения описаны в литературе…
— Которую не читает никто, кроме патологоанатомов, — пошутил Данилов.
Доктора немного поспорили и сошлись на том, что нет врачей умнее патологоанатомов – хотя бы потому, что в морге истина открывается в последней инстанции.
Напоследок поделились врачебными анекдотами. Историю Данилова – запись в карте вызова «скорой»: «От вскрытия родственники пациента отказались, оставлен под наблюдение районного патологоанатома», — его собеседники никогда не слышали.
— А чего только на автопилоте не напишешь, — сказал Завольский. — Помню, я на пятом курсе, толком не выспавшись, собирал анамнез у мужика с диабетом. Так и вписал ему в эндокринный статус: «менструации с четырнадцати лет, регулярные, умеренно болезненные». Как так вышло – до сих пор не понимаю.
— Пациент не обиделся? — спросил Данилов.
— Он и не видел, наш препод прочел. Месяц потом прикалывался.
В самом начале работы на «скорой» Данилов стал собирать коллекцию медицинских ляпов – из разговоров с коллегами, из выписок, амбулаторных карт, отовсюду. Потом Владимиру это надоело и он перестал искать новое, но тетрадку в ядовито-зеленом клеенчатом переплете сохранил и иногда с удовольствием перечитывал, вспоминая то время, когда вокруг было много интересного, нового, еще не приевшегося, не наскучившего.
Пока коллеги заканчивали вскрытие, Данилов изучил тонкую историю болезни и мысленно посочувствовал врачу неврологической реанимации, который занимался с умершей во время своего дежурства. «Тяжело сознавать, что ты допустил ошибку, пусть даже и в какой-то степени оправданную стечением обстоятельств… Впрочем, врачи, как и все люди, бывают разные, — думал Данилов. — Взять того же доктора Бондаря со «скорой». Он съел свою совесть еще в детстве, вместе с соплями, и о последствиях своих, зачастую совершенно неграмотных и непрофессиональных, действий задумывался лишь тогда, когда лишался ожидаемой премии. Владимир был убежден, что таких людей, как Бондарь, следует если не отстреливать, то хотя бы изолировать от общества – пусть живут в какой-нибудь резервации, общаясь с себе подобными.
Данилов прикинул и решил, что число законченных идиотов среди знакомых ему врачей не превышает трех процентов. «Не так плохо, как могло бы быть, но и не так хорошо, как должно быть», — подумал он и заторопился в фитнес-клуб. До начала его смены оставалось меньше часа.
Глава двадцать первая
Снявши голову…
За полгода ординатуры Данилов, как ему казалось, окончательно свыкся со своей новой специальностью. Он хотел иногда, чтобы ординатура занимала только год, а не два: для умного человека – слишком много, а дураку все равно не хватит.
Лето было совсем близко. Второй год промелькнет быстрее, чем первый, и все… Если где и придется еще учиться, так только на курсах повышения квалификации. А учиться Данилову нравилось больше, чем работать. И дело было не в ответственности, а в самом процессе приобретения знаний, интересном и увлекательном.
По неведомым техническим причинам вдруг перестали ездить поезда по красной ветке метрополитена. Данилову пришлось выйти у трех вокзалов и пересесть на битком набитый троллейбус. Пассажиры были раздраженными, в ответ на каждое слово выдавали пять, а при попытке подвинуть их начинали отчаянно толкаться, желая во что бы то ни стало оставаться на месте.
— Чё прешь как танк? — поинтересовалась то ли пятая, то ли шестая по счету пассажирка, пропуская Данилова.
— Выйти мне надо! — не выдержал Владимир.
— А другим что, не надо? — тетка с удовольствием и надеждой включилась было в скандал, но Данилов не собирался ее поддерживать.
В последнее время он все чаще раздражался; старался контролировать себя, но удавалось это не всегда.
Аттракцион «поездка на троллейбусе» не обошелся без потерь. Где-то в гуще людских тел остался капюшон, отстегнувшийся, а точнее – оторванный от куртки Владимира. Данилов порадовался тому, что сегодня надел шапку – очень часто он обходился капюшоном. «Пора копить на машину, — подумал доктор. — Хотя, пока накоплю, ординатура уже пять раз закончится…»
