— Поняла-а-а! — разрыдалась Казаченко. — Это вам Крюков нажаловался, да-а-а? Он у нас так развыступался-а-а… Элеонору Семеновну аферисткой обозвал!
— Успокойся немедленно! — Пахомцева выждала, пока Казаченко перестанет всхлипывать, и продолжила:
— Давно вы этим занимаетесь?
— Давно, — кивнула медсестра. — Сколько я с Элеонорой Семеновной работаю, столько и занимаемся. Но мы не часто… только когда нам что-то надо. Глупо же тратить деньги на то, что можно получить так, задаром.
— А о последствиях вы подумали?
— Так они же сами получают и сами отдают, Татьяна Алексеевна! А вы говорите групповое преступление…
— Я знаю, что говорю! Ты разве не видишь, что вокруг творится? Бобриковой за взятку в тысячу рублей два года условно дали, а у вас дело серьезнее, потому что вы в сговоре и занимаетесь этим систематически! Это ты дома мужу рассказывай, что добрые больные дарят вам свои лекарства, в суде этот бред не пройдет! Ладно, умой пока лицо, а то люди подумают, что я тебя тут пытала!
Пока Казаченко умывалась, Пахомцева позвонила эндокринологу:
— Элеонора Семеновна, сейчас же поднимитесь ко мне.
— Но у меня прием…
— Ничего страшного, это на пять минут.
Поняв по виноватому выражению лица своей медсестры, что та уже все рассказала, Шипягина не стала запираться, а сразу же перешла к оправданиям.
— Есть такая поговорка: «Сидя у реки от жажды не умрешь», — сказала она, нагло глядя в глаза начальству. — Я просто не могу покупать то, что в состоянии выписать. Рука не поднимается.
— Как вы просто обо этом говорите, Элеонора Семеновна, — Пахомцева неодобрительно покачала головой. — Как о чем-то само собой разумеющемся.
— Да так оно и есть, Татьяна Алексеевна, это же повсеместная практика. Можно подумать, что вы, работая на участке, ничем подобным не занимались?
— Представьте себе – не занималась! — Пахомцева повысила голос. — И вообще сейчас речь идет не обо мне, а о вас. К Антону Владимировичу поступила жалоба, и он поручил мне разобраться!
— Разрешите ознакомиться? — Шипягина протянула руку.
— Знакомьтесь!
Читала Шипягина долго, перечитывая некоторые абзацы по нескольку раз.
— Классическая совковая кляуза! — оценила она, возвращая письмо Пахомцевой. — Вот он, русский донос, бессмысленный и беспощадный.
— Как у вас только хватает… смелости, чтобы так шутить?
— Для этого смелость не нужна, — Шипягина улыбнулась, демонстрируя прекрасное расположение духа. — Столь эмоциональное и совершенно лживое письмо не может не вызвать желания приколоться.
— Прикалываться будете, когда станете писать объяснительную!
— Ах уж эти объяснительные! Татьяна Алексеевна, может быть, мы отпустим Надежду и поговорим с глазу на глаз?
— Хорошо, — согласилась Пахомцева. — Иди, Надя.
— Скажи очереди, что я скоро буду, — добавила Шипягина и, когда за Надеждой закрылась дверь, сказала: – В объяснительной я напишу, что предложила гражданину Крюкову, будь он неладен, вернуться ко мне, если вдруг окажется, что в нашем аптечном пункте нет бисакодила и панкреатина. Ну, чтобы выписать ему что-то из аналогов. А он то ли недослышал, то ли увлекся созерцанием Надюшкиного декольте и, в общем, понял мои слова превратно. Вот и все. Каюсь, грешна, надо было объяснять подоходчивее. Готова понести заслуженное наказание.
— Пишите объяснительную и возвращайтесь на прием.
Татьяна Алексеевна повернулась к окну и стала следить за мужчиной, который с голым торсом делал зарядку на одном из балконов дома напротив. «На улице минус двенадцать, — подумала она. — А ему хоть бы хны».
— Вот, пожалуйста, — Шипягина все делала быстро, быстро писала, быстро принимала пациентов, быстро ела, быстро впадала в гнев и столь же быстро отходила. — Можно идти?
— Да, — сухо ответила Пахомцева.
На написание докладной главному врачу у нее ушло втрое больше времени, чем у Шипягиной на объяснительную. Закончив писать, Пахомцева с бумагами в руках вышла из кабинета, заперла дверь (у работавшей с ней медсестры был отгул) и пошла по коридору в сторону приемной главного врача.
Антон Владимирович прочитал оба документа, объяснительную и докладную, поиграл бровями и вышел из кабинета в приемную.
— Юлия Павловна, подготовьте, пожалуйста, приказ о строгом с занесением выговоре доктору Шипягиной за… халатность, проявленную в работе с пациентами, и поступки… нет, про поступки, порочащие высокое звание врача, лучше не упоминать.
— Хорошо, Антон Владимирович.
— И когда будете ознакамливать ее с приказом, скажите от моего имени, что на полгода она может забыть о премиях. Татьяна Алексеевна, проведите профилактическую беседу с заведующей аптечным пунктом.
— Прямо сейчас и проведу, Антон Владимирович.
Пахомцева плохо представляла, о чем ей надлежит говорить с заваптекой, но переспрашивать не стала, решив, что просто расскажет о случившемся и попросит обращать особое внимание на рецепты, подписанные Шипягиной.
— На завтрашней конференции этот случай обсуждать не надо, — добавил главный врач.
У выхода на лестничную площадку Татьяна Алексеевна столкнулась с Даниловым.
— Вас вызвал Антон Владимирович? — спросила она, не без тайной надежды на то, что главный врач все же решил «проработать» Данилова.
— Нет, я к рентгенологу, — ответил Данилов.
— Какие у вас могут быть дела с рентгенологом?! Почему вы ходите к рентгенологу во время приема? И сами отвлекаетесь от работы, и людей отвлекаете!
— А если я по делу?
Новый физиотерапевт оказался настолько наглым, что позволил себе улыбнуться. Эта улыбка несказанно возмутила Пахомцеву.
— Какое у вас может быть дело, кроме приема пациентов?! — на весь этаж завопила она. — Что вы мне тут голову морочите?! Немедленно вернитесь в свой кабинет!
— У меня закончились статталоны. Главной медсестры, которая их выдает, сейчас нет на месте. Доктор Рябчиков любезно согласился поделиться со мной…
— А почему за талонами ходите вы? Что делает ваша сестра?
— Дает процедуры, а у меня как раз нет никого на приеме. Почему бы и не сходить за талонами?
Данилов говорил тихо, спокойно, и от этого для Пахомцевой его слова звучали еще более оскорбительно.
— Вам не у кого было попросить талоны на этаже?
— Сейчас принимает только окулист, но я не рискнул продираться сквозь толпу, осаждающую вход в ее кабинет.
— Пойдемте! — Пахомцева почувствовала, что вот-вот задохнется от гнева.
Она привела Данилова к себе в кабинет, вручила ему толстую пачку статталонов и проследила, куда дальше пойдет Данилов – налево к рентгенологу или направо к лестнице.
