«Ладно, обойдусь и без плана, — решила она, в очередной раз поглядев на часы. — Проговорю правила, а потом начну задавать вопросы. Не в первый раз. А план составлю потом, вместе с отчетом о занятии».
План был нужен не столько ей, сколько окружному управлению здравоохранения. Для галочки.
Врачи второго терапевтического отделения закончили прием и вместе с медсестрами разбежались по участкам. Их места в кабинетах заняли врачи первого отделения.
— Не помешаю? — в кабинет просунулась голова Ларисы Грач, старшей сестры первого отделения.
Обида на доктора Данилова, оставшегося совершенно безучастным к ее перезрелым прелестям, бурлила в душе Ларисы, требуя мщения.
— Если по делу, то не помешаешь, — не очень приветливо сказала Пахомцева.
Был за Ларисой такой грех – прийти и начать жаловаться на свою якобы очень тяжелую жизнь.
— По делу, Татьяна Алексеевна, по делу.
Лариса села за «сестринский» стол и стала ждать, пока Пахомцева отпустит очередную кандидатку в инвалиды второй группы.
— Давай свое дело! — сказала Пахомцева, когда женщина ушла.
— Я насчет нашего физиотерапевта Данилова. Создается впечатление, что он очень щедр на больничные листы.
— Много их выдает? — сразу же насторожилась Пахомцева. — Или есть факты?
— Фактов, разумеется, нет, — повела плечами Лариса, — но уже есть шушуканья в коридоре. Относительно его доброты. Не бесплатной.
— Он только-только вышел на участок – и уже шушуканья? — усомнилась Пахомцева, внутренне радуясь тому, что ей, кажется, предоставляется возможность «уесть» Данилова.
— Значит, там дело пошло на всю катушку, — возразила старшая сестра.
— А что именно ты слышала?
— Ну, — Лариса слегка замялась, — что в отделении появился новый доктор, очень добрый на больничные. Таксу не называли. Расспрашивать я, сами понимаете, не стала. Все равно ничего не скажут. Но карт с больничными он Ирине Станиславовне на проверку приносит много.
— Спасибо за информацию, — Пахомцева всячески поощряла доносительство. — Узнаешь что-то новенькое – дай знать.
— Всенепременно! — обнадежила Грач и павой выплыла из кабинета.
Пахомцева позвонила в стол приема вызовов и попросила дать ей завтра во второй половине дня на полтора-два часа служебную поликлиническую машину.
— Мне надо посетить пару не ходящих бабушек для оформления посыльных листов, — соврала она, не желая сообщать истинную причину.
А то сразу же пойдет по поликлинике: «Пахомцева завтра поедет на контроль», и никто ни одного левого больничного на дому не выдаст. Ни сегодня вечером, ни завтра. Если попросить машину без объяснения причин, то все решат, что она едет на контроль. Лучше уж так – прикрыться невинной ложью и попробовать поймать кого-нибудь из врачей на «горячем».
Кроме Данилова, Пахомцева намеревалась проверить Лебедева, давно бывшего у нее на подозрении, но еще ни разу не попавшегося «на крючок».
Пахомцева ловила с умом. Никогда не посещала на дому тех, кому больничный был выдан вчера. Какой смысл? Найдешь больного совершенно здоровым – услышишь сказочку о чудесном исцелении, которую невозможно опровергнуть. Вообще не застанешь его дома – услышишь ту же самую сказочку, только после, когда позвонишь ему домой или выловишь его на приеме. Ловить следовало только «на горячем», то есть на больничных листах, выданных в день проверки.
Обычно она действовала так – выписывала из журналов вызовы, сделанные людьми трудоспособного возраста и отправлялась к ним незваной гостьей. Звонила в дверь, представлялась, осматривала больного и делала выводы. Если же узнавала, что больничный лист или справка в учебное заведение не выдавались, извинялась и разворачивалась от порога.
Абсолютная удача – обнаружить мнимого больного совершенно здоровым. Неплохо застать его уходящим из дому или, наоборот, возвращающимся. Больной пьян вдребадан и вместо жалоб на самочувствие интересуется: «Ты меня уважаешь?» Так это вообще здорово! Попадание в десятку. Получайте, добрый доктор, ваш строгий выговор с занесением в личное дело и благодарите судьбу, что вас не взяли с поличным оперативники. Тогда бы цена вопроса была бы на несколько порядков выше, чем лишение премии на год, на срок действия выговора.
Пахомцева, подобно большинству врачей, была склонна доверять своей интуиции. Она так и чувствовала, что завтрашняя охота будет удачной.
«Если не придет машина, пройдусь по четырем-пяти адресам пешком», — решила она.
Служебные машины в поликлиниках не свои. Машины, вместе с водителями, предоставляет по договорам сторонняя организация. Утром машины приезжают из гаража, а вечером отправляются обратно.
Пахомцева подошла к висевшему над раковиной зеркалу и показала своему отражению оттопыренный кверху средний палец правой руки. «Ни пуха, тебе, Таня, ни пера. Короче говоря – счастливой охоты!»
Глава двенадцатая
Лихо крадется тихо
Данилову снилось море. Теплое Красное море, на котором он никогда еще не был. На огромном, с трех сторон уходящем в бесконечность пляже были только они с Еленой, и больше никого. Все время, от рассвета до заката (сон был из разряда «многодневных»), они проводили на пляже, вернее – в соленой и очень ласковой морской воде. Плавали, ныряли, любовались волшебными подводными пейзажами, а устав, на негнущихся, подрагивающих ногах выходили на берег, из последних сил добредали до единственного оазиса – два шезлонга под плетеным навесом – и начинали заниматься любовью. Куда только девалась их усталость…
«Предвкушение удовольствия лучше самого удовольствия, — подумал, проснувшись, Данилов. — Когда-нибудь этот день наступит, и мы втроем поедем отдыхать на море. Да какое там «когда-нибудь»! Этим же летом и поедем! Пока можно обстоятельно выбирать, куда нам стоит отправиться».
— Помнишь, в детских сказках есть один такой чудесный, захватывающий сюжет, — сказал Рябчиков, встретив Данилова в поликлинике, — когда герою, большей частью дурачку или просто доверчивому простофиле, некто, обычно искусно маскирующийся злодей или могущественный царь, вручает связку ключей от дюжины запертых дверей и строго-настрого наказывает: «Ты можешь входить во все комнаты, кроме последней! В последнюю – ни ногой, а то! Короче – гляди у меня, не озоруй!»
— Помню, — Данилов не понимал, к чему клонит Рябчиков.
— Разумеется, запрет приводит к тому, что герой, слегка поколебавшись, перво-наперво отпирает именно последнюю, запретную, дверь и, как известно, добром это редко когда заканчивалось. И то не сразу…
— К чему такое длинное предисловие? — Данилов спешил на вызовы и не был расположен к долгим беседам в коридоре поликлиники.
— К тому, что жизнь во многом схожа со сказкой – самыми притягательными дверями не только для детей, но и для взрослых, являются те, на которых написано: «Вход воспрещен» или «Служебный вход». Пройти не пройдем, так хоть за ручку подергаем, вдруг дверь и откроется. Сегодня какая-то безумная старуха так истово ломилась в дверь стола больничных листов, на которой написано: «Посторонним вход воспрещен», что выворотила кусок косяка…
