«А во время осмотра казалась совсем нормальной», — подумал Данилов.
— Давайте прекратим этот цирк! — потребовал он. — Я могу выписать вам обычные рецепты…
— Да подотрись ты ими, своими обычными рецептами! — немедленно отреагировала Выскубова. — Не для того мой муж кровь свою проливал, чтобы я пенсию на таблетки тратила. Не дождешься!
— До свидания! — Данилов, считая свой долг полностью исполненным, убрал ручку и пачку льготных рецептов в сумку и встал, намереваясь уйти.
— Ограбил бедную старуху и надеешься смыться?! — завопила Выскубова, преграждая ему путь. — Не выйдет!
Данилов, ничего не ответив, попытался оттеснить ее плечом. Несильно, чтобы, упаси боже, не упала. Было ясно, что старуха не в своем уме и что Данилов действует на нее так же, как и красная тряпка на быка. Стоит ему уйти, и она потихоньку успокоится.
«По этому адресу я больше ни ногой, — зарекся Данилов. — Пусть свой «постоянный» врач к ней ходит или заведующая».
— Убивают! — истошно заголосила Выскубова, чувствуя, что ее теснят с занятых позиций. — Помогите!
Она вцепилась в ремень даниловской сумки и потянула ее на себя.
«Влип! — подумал Данилов. — Сейчас чего доброго обвинят в ограблении несчастной пенсионерки».
Данилову вспомнился фельдшер Батыров со «скорой», которого такая вот карга обвинила ни много ни мало, а в изнасиловании. Даже уголовное дело заводилось по ее заявлению, правда, почти сразу же оно было закрыто за отсутствием состава преступления. Батыров после этого случая со «скорой» ушел. С «понижением» – из фельдшеров в медбратья приемного отделения сто седьмой больницы.
— Давайте поговорим спокойно, — предложил Данилов, пытаясь высвободить свою сумку из удивительно цепких старческих рук.
— Стану я с тобой разговаривать, ворюга! — раздалось в ответ.
Во входную дверь постучали. Громко и уверенно.
— Кто-то пришел, — сказал Данилов. — Слышите – стучат?
— Это милиция! — обрадовалась безумная старуха и, разжав руки, бросилась открывать дверь, словно боясь, что Данилов может ей помешать.
Оказалось, что это не милиция, а всего лишь соседка, на вид – ровесница Выскубовой, только опрятная, даже – ухоженная, с лаком на ногтях, помадой на губах и аккуратной прической…
— Опять хулиганишь, Максимовна? — строго спросила она, войдя в прихожую, а затем посмотрела на Данилова.
— Я врач из поликлиники.
— Ясно. Опять про мужнины льготы вспомнила?
— Вспомнила! — крикнула Выскубова. — Был бы у тебя муж Герой Советского Союза, так ты бы тоже помнила про его льготы!
— Извините, доктор, — сказала соседка. — Зря только беспокоились. Ольга Максимовна у нас любит почудить, пока дочь с зятем на работе. Я за ней, по возможности, днем приглядываю, но у меня и своих дел хватает… Вы уже все закончили?
— Наверное – да, закончили, — ответил Данилов.
— Конечно – закончили! — заорала Выскубова. — Обокрал меня, а теперь хочет смыться! Украл пенсию и трехпроцентные облигации! Все мои облигации! Я их по штучке собирала, одну к другой…
— Трехпроцентных облигаций уже почти двадцать лет нет, Ольга Максимовна, — соседка глазами указала Данилову на дверь, иди, мол, не раздражай больную женщину.
«Паршивый сегодня день, — подумал Данилов на лестничной площадке. — Одни незаслуженные обвинения».
С пятого вызова он позвонил в поликлинику.
— Доктор, я вам сейчас дам семь вызовочков, и на сегодня это все, можете больше не звонить, — сказала регистратор, — потому что к пяти часам вы должны быть у главного врача.
— Буду, — пообещал Данилов.
С вызовами он расправился быстро. Даже осталось время для того, чтобы съесть стодвадцатирублевый бизнес-ланч в кафе на углу Белополянской и Михеева, весьма, надо сказать, недурственный – оливье с курицей, а не вареной колбасой, рассольник, две котлеты с картофельным пюре и стакан не самого плохого чая. Общаться с начальством сподручнее на сытый желудок – не так сильно зло разбирает. Все равно в поликлинику Данилов пришел за двадцать минут до назначенной аудиенции, что дало ему возможность вписать в журнал выданные сегодня больничные и расклеить листочки с записями по картам.
Данилов ждал чего-то вроде скандального разноса, но главный врач был воплощением спокойствия.
— Неприятный, конечно, случай с этой вашей Шаболдиной, — начал он. — Разумеется, доказать ничего нельзя, но определенные подозрения появляются.
— Было бы желание, а подозрения не замедлят появиться, — не слишком вежливым тоном сказал Данилов.
— Имейте в виду, Владимир Александрович, что отныне выдаваемые вами больничные листы будут находиться на особом контроле, — главный врач вздохнул, словно контроль за Даниловым был ему чем-то неприятен.
— Я выдаю их по показаниям, поэтому контроль меня не волнует совершенно.
— Правильный ответ, — одобрил главный врач. — По-другому и нельзя ответить на подобное предупреждение. Но – я сказал, а вы слышали. Что же касается вашего самовольного ухода с заседания комиссии…
— Какой комиссии?
— Комиссии, созданной для разбора данного случая, — пояснил главный врач. — В составе Литвиновой, Пахомцевой и Воскресенской. Насколько мне известно, вы самовольно покинули заседание и тем самым сорвали работу комиссии. Было такое?
— Было, — подобная трактовка даниловского поступка просто умиляла его. — Покинул заседание и именно что самовольно.
— Ну, на первый раз я ограничусь устным выговором. Но в будущем прошу вас, Владимир Александрович, не допускать подобных демонстративных выходок. В вашем возрасте пора бы научиться сдерживать себя.
Данилов промолчал.
Главный врач прочел ему краткую лекцию о том, каким, по его, разумеется, мнению, должен быть идеальный сотрудник, и отпустил, сказав на прощанье:
— Но, я надеюсь, Владимир Александрович, что эти неприятности не отвратят вас от работы в нашей поликлинике. Как ваши первые шаги в физиотерапии?
«Не забывай, что это я отправил тебя на учебу, и не спеши увольняться, ведь далеко не везде берут на работу без опыта», — перевел в уме Данилов, а вслух сказал:
— Спасибо, все нормально. Я тоже надеюсь, что больше подобных вопросов ко мне не возникнет.
«Будешь доставать – конечно же уволюсь», — понял Антон Владимирович.
Выходя от главного, Данилов увидел в противоположном конце коридора Рябчикова, запиравшего дверь своего кабинета, и остановился у выхода на лестницу, чтобы подождать его.
— Привет! — обрадовался Рябчиков. — Говорят, что ты крупно отличился…
— Не столько я, сколько Пахомцева, — ответил Данилов, обмениваясь с приятелем рукопожатием. — Она устроила настоящую бурю в стакане. Вот, только что у главного врача был.
