После того, как каждый из интернов встал и вкратце рассказал о себе, Тарабарин сказал:
— Каждому из вас полагается два дежурства в месяц. По желанию можно и больше, но два — это обязанность. По субботам и воскресеньям я вас ставить не буду, только в будние дни. Это вам такой бонус. На дежурствах советую не спать и не валять дурака, а учиться. Смотреть, вникать, пробовать что-то делать самостоятельно. Короче — быть активными. Год пройдет быстро, вы оглянуться не успеете, как выйдете отсюда, и если будете валять дурака, то дураками отсюда и выйдете. Оно вам надо?
Интерны покачали головами — не надо, мол.
— Обычно график дежурств составляется заранее, — продолжил Тарабарин, — но август — наш первый месяц, поэтому я «раскидаю» вас прямо сейчас. На завтрашний день есть желающие?
Желающих не было.
— Тогда пойдем по списку. Начнем с мужчин. Завтра у нас дежурят… Абгарян и Данилов. Абгарян в анестезиологии, Данилов — в хирургической реанимации.
— А вместе нельзя? — спросил Абгарян.
— Вместе — нельзя. Два интерна — это слишком большое испытание для дежурной бригады…
* * *
Дежурная бригада — врач и две медсестры — стояли возле двух составленных боками столов, изображавших сестринский пост. При появлении интерна Данилова никто особой радости не выказал. Данилов не удивился. Он привык за время учебы к тому, что ни в одной больнице, ни в одном отделении студентов не встречают с распростертыми объятиями. Видимо, точно так же относятся и к интернам…
— Мало того, что один на отделение дежуришь, так еще интерна прислали, — проворчал себе под нос дежурный реаниматолог.
— Лишний человек никогда не помешает, Владислав Алексеевич, — сказала одна из медсестер, полная брюнетка, немного косящая левым глазом. — Хоть перевернуть и переложить поможет, и то хорошо.
Ее напарница, худая, рыжеватая и помоложе, презрительно фыркнула и спросила:
— Обмороками не страдаете, доктор? Крови не боитесь?
— Нет, — сухо ответил разом на оба вопроса Данилов и, не утерпев, поинтересовался: — А что так сразу и про обмороки?
— Ничего. — Медсестра, против ожидания, не смутилась. — Разве и спросить нельзя?
Данилов промолчал. «Сейчас пошлют в лабораторию за анализами, а на обратном пути попросят каталку из приемного отделения привезти», — подумал он.
— У нас тут, доктор, не розарий, — примиряюще сказала брюнетка, — чувствуете, как пахнет? Три вокзала недалеко, а оттуда кого только не везут…
— Могли бы для бомжей отдельную больницу отвести! — взвился врач. — Это же черт-те что…
— Нашу бы и отвели, — поддела худая, усаживаясь за один из столов и придвигая к себе стопку листов назначений. — Чтоб с трех вокзалов далеко не возить…
— Тогда бы я здесь и дня бы не остался! — отрезал врач. — Пошли, коллега, сделаем обход, заодно и потренируетесь дневники писать. Знаете, как в реанимации дневники пишут?
— Знаю, — кивнул Данилов. — Жалобы, основные показатели, динамика. И так каждые…
— Вас как зовут? — перебил его врач.
— Владимир, — машинально ответил Данилов и тут же поправился: — Владимир Александрович.
— А я — Владислав Алексеевич, — представился врач, но руки не подал. — Коренной москвич в шестом поколении, между прочим. А занимаюсь здесь хрен знает чем, бомжей вокзальных лечу. Их сегодня целых четверо.
Данилов потянулся к лежавшим на столе историям болезни, чтобы взять их с собой на обход, но Владислав Алексеевич мотнул головой — обойдемся мол.
Обход был скорым, как и полагается текущему обходу в реанимации. Пациенты с утра осмотрены, полечены, назначения сделаны, далее по дежурству внимание уделяется тем, кому стало хуже. А стабильные как лежали себе, так и лежат, на то они и стабильные. Владислав Алексеевич задержался немного возле мужчины, прооперированного сегодня по поводу аппендицита, осложнившегося перфорацией аппендикса и перитонитом, удовлетворенно хмыкнул и пошел дальше.
Через двадцать минут они уже сидели в ординаторской.
— Списывайте, доктор, у всех предыдущие дневники, — распорядился Владислав Алексеевич. — А я пока чай заварю. Чай пьете?
— Спасибо, не надо, — отказался Данилов.
Он начал писать дневники и попутно слушать Владислава Алексеевича, который оказался не только москвичом в шестом поколении, но и врачом в третьем, чем несказанно гордился.
— Дед мой одно время, еще при Хрущеве, был начмедом Первой градской, а отец двадцать лет руководил Истринской районной больницей…
Данилов писал и слушал, даже время от времени из вежливости кивал головой. Закончив с дневниками, он дождался паузы в монологе Владислава Алексеевича и спросил:
— Что-то еще надо делать?
— Пока нет, — ответил тот. — Можете отдыхать.
Отдыхать не хотелось, да и как отдыхать — сидеть и тупо смотреть перед собой? Данилов взял одну из историй болезни и углубился в чтение. «Хоть бы привезли кого, — подумал он. — Или перевели бы…» Если выпало тебе дежурить в компании не очень приятного напарника, то лучше уж заниматься делом. Так время идет быстрее.
Провидение сжалилось над Даниловым — минут через пятнадцать послышался шум каталки и громкие мужские голоса.
— Как прорвало сегодня — везут и везут, — вздохнул, вставая, Владислав Алексеевич. — Уже пятый, или нет — шестой…
Бригада «скорой помощи» привезла мужчину средних лет с проникающим ножевым ранением брюшной полости. Крайне тяжелое состояние — давление чуть ли не по нулям, пульс нитевидный, дыхание периодическое, по Чейн-Стоксу1… Выражаясь бытовым языком — не жилец. Оперировать такого пациента не возьмется ни один хирург, поскольку «оперировать» в данном случае будет означать «зарезать». Сначала надо стабилизировать пациента, чтобы можно было надеяться на то, что он переживет операцию.
* * *
1 «Дыхание Чейна-Стокса» или «периодическое дыхание», — дыхание, при котором редкие и поверхностные дыхательные движения постепенно учащаются и углубляются, а достигнув максимума на пятом-седьмом вдохе, снова ослабляются и урежаются, до паузы в дыхании, после которой цикл повторяется заново. Впервые описано в начале XIX века Джоном Чейном и Уильямом Стоксом.
Переложили с каталки на койку, подключили к монитору и к аппарату искусственной вентиляции легких, подсоединили к подключичному катетеру, который поставила «скорая», новую «банку» с полиглюкином, вкололи, что положено… Данилов помогал раздевать пациента, набирал в шприцы растворы, вызвал по местному телефону на срочную консультацию хирурга (оперировать — не оперировать, а проконсультировать, пока пациент еще жив, изволь; чтобы потом никто не придирался — «как это так — хирургу не показали?»).
— Лариса, определи группу! — распорядился Владислав Алексеевич.
