— Спасибо вам, — поблагодарила пострадавшая. — Встану на ноги, свечки в церкви поставлю за ваше здравие. Только скажите, как вас звать?
— Владимир и Вера, — улыбнулся Данилов при мысли о том, что, кажется, никто из пациентов никогда не сулил ему подобной благодарности…
— А что в карте напишем? — шепотом спросила Вера, останавливаясь на выходе из подъезда.
— Заполним на вымышленное мужское имя, — сказал Данилов. — Например, Петр Сергеевич Кузнецов, тридцать два года, обострение хронического гастрита. Укол спазмолитика плюс совет обратиться в поликлинику. Классика жанра.
— Это как же любить надо, чтобы от ревности так избить?! — вздохнула Вера, закатывая кверху свои зеленые ведьминские глаза.
— Ну, ты даешь! — изумился Данилов. — Где там любовь? В каком месте.
— А вот вы способны избить меня… хотя бы ящиком, если я соберусь перейти на другую бригаду? — прищурилась Вера.
— Пошли в машину, соблазнительница! — Данилов легонько подтолкнул ее в спину. — И не смей даже думать о другой бригаде. Я это переживу спокойно, а Петрович — нет. Он к тебе так неровно дышит…
— Петрович стар, в его душе уже не осталось места настоящему чувству, — ответила Вера, толкая плечом дверь подъезда. — То ли дело вы, Владимир Александрович…
— Я страшный человек, Вера, — предостерег Данилов. — Тиран, садист, да вдобавок еще и алкоголик. Разве можно питать ко мне какие-либо чувства, кроме отвращения?..
* * *
Из состояния задумчивости Данилова бесцеремонно вывел доктор Чугункин.
— Проснись, лежебока! — крепким пальцем ткнул он Данилова под ребро.
— Я не сплю, я размышляю, — отозвался Данилов.
— Конечно же, некоторые сотрудники лучше всех знают, как надо вести себя на криминальном вызове! — обернулся в их сторону Лжедмитрий. — Давайте попросим Владимира Александровича рассказать нам какой-нибудь поучительный случай из собственной практики.
— Было бы что рассказывать, — отговорился Данилов. — Одна серая рутина. Правда, в позапрошлое дежурство был криминальный случай — жена утащила у мужа из заначки деньги, а он ее до гипертонического криза довел…
— Спасибо, Владимир Александрович, — Лжедмитрий решил, что с него хватит. — Все свободны.
Народ моментально ожил и повскакивал с мест. Комната наполнилась нестройным гомоном.
— Как жизнь? — к Данилову протиснулся Эдик.
— Нормально, — откликнулся Данилов, пожимая его руку. — Какие у тебя новости?
— Да никаких, разве что выговор мне светит.
— Уже успел? — удивился Данилов, выходя в коридор. — Прыткий ты, однако, юноша. А за что?
— Бабку Сваталову знаете? Лоховецкая, три?..
— Кто ж ее не знает — Прасковью Мефодьевну-то? Знаю, конечно. В чем ты провинился?
Прасковья Мефодьевна Сваталова всю свою жизнь проработала секретарем в Волгоградском районном суде, а по выходе на пенсию заскучала, но вскоре нашла себе развлечение по душе — стала матерой жалобщицей. Одно упоминание ее фамилии вводило в трепет и участкового милиционера, и участкового врача, и сотрудников ДЭЗа… Старуха Сваталова не мелочилась — писала свои жалобы сразу на имя мэра, Генерального прокурора или министра внутренних дел. С заоблачных высот жалобы спускались ниже, и начинались разбирательства, заканчивающиеся наказанием виновных. Побывать на вызове у Прасковьи Мефодьевны и не получить вслед жалобы было очень трудно, но тщательное мытье рук с мылом перед осмотром и внимательное выслушивание старушечьих жалоб помогали Данилову лечить гражданку Сваталову без последствий.
— Забыл передать актив в поликлинику, — улыбнулся Эдик, — и бедная старушка напрасно прождала участкового врача…
— Ничего, — «утешил» Данилов, — посидишь год без премии — будешь умнее и внимательнее.
— Что я узнала! — вклинилась между ними Вера. — Говорят, Надьку уже два раза на допрос вызывали.
— Что так? — Данилов остановился напротив двери, ведущей в раздевалку, и внимательно посмотрел на Веру.
— Говорят, Метастаз дал против нее показания. С того Надька и ходит злая, как черт, и то и дело на людей срывается.
— Что-то не заметил, — Данилов пожал плечами.
— Так вы-то с ней почти не общаетесь.
— Источник надежный? — спросил Старчинский.
— Надежней не бывает.
— Нам прощаться пора… — Старчинский достал из кармана пищащий наладонник.
— Шестьдесят два — двенадцать — вызов! — разнеслось по подстанции. — Двенадцатая бригада — вызов!
Старчинский пожал на прощанье Данилову руку, а Веру чмокнул в щеку.
— Какие, однако, между вами вольности! — заметил Данилов.
— Это разве вольности! — Вера пренебрежительно махнула рукой. — От вольностей дети бывают.
— Большое начинается с малого, — обронил Данилов, скрываясь в раздевалке.
Шкафчиков на подстанции всегда было вполовину меньше, чем сотрудников. Данилов делил свой шкафчик с Саркисяном. Тот был удобным, аккуратным соседом, не набивавшим шкафчик всяким мусором. Не то что Бондарь, за которым его сосед Артем Жгутиков вечно выбрасывал какие-то заплесневевшие или протухшие объедки. Простой и хваткий доктор Бондарь мог стянуть или выпросить на вызове куриную ногу, съесть ее наполовину, а остаток забыть в кармане формы.
Данилов переоделся, накинул на плечо ремень своей сумки и собрался уходить.
— До свидания, Владимир Александрович, — в раздевалку заглянула Елена Сергеевна, сделавшая утренний обход территории железным, неукоснительно соблюдаемым правилом.
— До свидания, Елена Сергеевна, — вежливо отозвался Данилов…
Стоя на троллейбусной остановке, он прокрутил в уме вчерашнюю ситуацию с избитой женщиной, скрывавшейся от розыска, и подумал о том, как бы поступила заведующая, окажись она на его месте. Сдала бы бедняжку, как говорится, «с потрохами» или же повела бы себя подобно Данилову? Почему-то он больше склонялся ко второму варианту, хотя…
— Tempora mutantur et nos mutamur in illis, — незаметно для себя Данилов произнес всплывший из глубин памяти латинский афоризм вслух.
— Что вы сказали? — обернулась к нему пожилая женщина в вязаном зеленом берете, стоявшая на той же остановке.
— Времена меняются, и мы меняемся вместе с ними, — перевел Данилов.
— Это точно, — согласилась женщина, — только транспорт как ходил через пень-колоду так и ходит…
В троллейбусе было пусто — утренний поток народа двигался в других направлениях — до станций метро «Кузьминки» или «Выхино». Ехать до «Рязанского проспекта» хотелось немногим.
Данилов смотрел в окно, и каждый из проплывающих мимо домов был для него не просто домом, а «домом с историей». Вот в этой школе у директрисы часто подскакивает до заоблачных высот давление. В этом доме живет скандальный ветеран Тимошин, способный кого угодно довести до белого каления своими придирками. Данилова с Верой он недавно обвинил в том, что они вместо спирта протерли перед инъекцией его зад ацетоном. В этой башне живет журналист, которому раз в четыре дня проводят гемодиализ. В следующем за башней здании, за свою протяженность прозванному Великой китайской стеной, выездной врач Данилов принял первые в своей жизни роды. Девчонке этой осенью должно исполниться восемь лет, школьница уже. Неужели — целых восемь лет? А казалось — это было только вчера…
