Ибица чмокнул и рухнул.
Роман Николаевич встал на колени, склонился над ним. Закрыл ему глаза, встал.
Только выйдя в переулок и снова потрогав за пазухой сверток с деньгами, я выплюнул почти переставшего шевелиться макропода.
В Султановке я Веры не застал. Уже по дороге крепко выпил и не стал сопротивляться, когда генерал налил мне стопку.
Вера вернулась в третьем часу.
Когда увидела нас обоих за столом, сверкнула глазами, схватила и унесла бутылку. Вернулась.
– Ты как добралась? – спросил я.
– На такси.
– Не езди в такси так поздно, пожалуйста.
– Тебе-то что?
– Правда, Верунчик, мы беспокоимся, – очнулся генерал, дремавший, свесив голову на грудь.
– Беспокоитесь? Не надо обо мне беспокоиться, я сама о себе побеспокоюсь.
– Нет, родная, – сказал я, – теперь ты не только за себя отвечаешь. Теперь нас трое, любимая…
И тут Вера взорвалась, слезы брызнули у нее из глаз, и она кинулась наверх, в свою комнату.
Там я ее и нашел, лежащей на постели, содрогающейся от рыданий.
– Вер, а Вер, – сказал я, садясь рядом. – Смотри, что я принес. – И положил ей на руку пачку денег.
Она оторвала мокрое лицо от подушки.
– Да пошел ты, – она ударила меня по руке, и деньги густо рассыпались по полу.
Я вернулся к генералу и один допил бутылку.
Очнулся я уже среди бела дня и долго не решался открыть глаза от раскалывающей голову боли. Но собрался, поднял себя и, не одеваясь, пошел в парк. Там я упал в пруд, забарахтался и выскочил из него по колено в иле.
Стуча зубами от холода, я поскакал в дом. Генерал сидел на крыльце в кресле-качалке. Он поднес мне стаканчик портвейна и бутерброд. Опохмелившись на ходу и кое-как отерев о траву ноги, я залез под душ. Когда вышел, встретил Веру в кухне, она наливала себе чай.
– Завтра мне будет нужна твоя помощь, – сказала она.
– Хорошо, любимая. Что за дело?
– Мне в больницу надо. Отвезешь, заберешь вещи, потом привезешь обратно.
– А что случилось?
– Это по женской части, – сказала Вера.
– Как скажешь, – подошел я к ней и припал губами к ее руке, решив, что в неведомом женском мире в случае беременности полагается регулярно наблюдаться у врача.
– Завтра с утра, – сказала Вера, когда я, прежде чем бежать на станцию, пришел к ней попрощаться.
Макроподов в аквариуме оставалось только два, и выбирать долго не пришлось – я взял того, что казался крупнее.
Стрелки в тот день не задались. Все были мелкие фактурой и трусливые, тревожные: трясло их крупной и мелкой дрожью. Особенно бритоголового парня с выпуклой грудной клеткой и толстыми губами, которыми он ловил воздух при каждом нажатии курка. Этот соскочил быстро и как-то странно – никто так высоко не подпрыгивал, его будто током ударило. И коротконогий тоже отвалил легко, земля ему пухом, только ойкнул и всё, обмяк и откинулся на спинку.
Против меня вышел лысоватый мужик, старше остальных, с темными мешками под глазами. И тут я занервничал, ибо в глазах его совсем не было страха, только мрачная усталость. На меня он посмотрел без интереса.
Я прижал языком макропода – рыбка дернулась; я чуть успокоился, потому что мне уже стало казаться, что он там, за щекой, неживой. И тут началось главное:
– Москва, аэропорт «Домодедово», тридцать семь трупов, полторы сотни раненых, – взвыла Красная Москва.
Щелк.
Щелк.
– Эльбрус, карательный отряд, двенадцать трупов.
Щелк.
Щелк.
Поначалу стрелок жал курок с ожесточенностью, но скоро успокоился. Стал посматривать на Красную Москву, которая в этот раз была совсем не здесь, а где-то на своем персональном шабаше…
Роман Николаевич дирижировал игроками как-то более нервно, чем обычно, видимо, ставки на меня давно уже зашкалили. Он тщательней проверял закладку патронов, жестче прокатывал барабан. Я жал макропода, мне казалось, что он отключился, и от рыбьего вкуса меня подташнивало.
– Нелидово, крушение скорого поезда, сорок трупов.
Щелк.
Щелк.
– Литвиново, электричка, крушение, восемнадцать трупов, полсотни раненых.
Щелк.
Щелк.
– Батайск, тепловоз врезается в школьный автобус, девятнадцать трупов.
Щелк.
Щелк.
– Угловка, крушение скорого поезда, двадцать восемь трупов, сотня раненых.
Щелк.
Щелк.
– «Пулково», самолет разбивается при посадке, тринадцать трупов.
Щелк.
Щелк.
– Ленск, самолет бьется в гору, тринадцать трупов, мороженая рыба.
«Господи, думаю я, почему мороженая рыба?» – и снова придавливаю макропода… он не отзывается.
Щелк.
Щелк.
– Махачкала, самолет бьется в гору, пятьдесят один труп.
Щелк.
Щелк.
– Бугульма, самолет об землю, сорок трупов.
Щелк.
Щелк.
Рука стала дрожать.
– Иваново, аэропорт, самолет об землю, восемьдесят четыре трупа.
Щелк.
Щелк.
– Иркутск, самолет об землю, сто двадцать пять трупов.
Щелк.
Щелк.
– Сибирь, самолет в штопор и об землю, семьдесят пять трупов.
Щелк.
Щелк.
– Хабаровск, самолет об землю, девяносто трупов.
Щелк.
Щелк.
Макропод не отзывался.
– Шпицберген, самолет об гору, сто сорок трупов.
Щелк.
Щелк.
– Черкесск, самолет разрушился в воздухе, пятьдесят трупов.
Щелк.
Щелк.
– Иркутск, самолет об землю, сто сорок пять трупов.
Щелк.
Щелк.
– Новороссийск, ракета сбивает пассажирский самолет, шестьдесят пять смертей.
Щелк.
Щелк.
– Сочи, самолет падает в море, сто тринадцать.
Щелк.
Щелк.
– Иркутск, самолет врезается в забор за посадочной полосой, сгорают сто двадцать пять человек.
Щелк.
