– Катька, это же дорого! – испугался я масштаба.
– Да нет. Такие маленькие меньше ста рублей стоят. Я за каникулы ребят из нашего класса обзвонила и сказала, что хочу устроить запуск небесных фонариков. Кто хочет, пусть деньги мне сдаст, а я уже куплю на всех, – тараторила Катька. – Представляешь, мне в первый же день после каникул все ребята деньги принесли. Когда я на хрестоматии собирала, только трое сдали. А сейчас все! Я в шоке! Еще я позвала тех, кто с нами на субботнике в зале был. Не чужие же люди. Ты не против?..
– Катька, ну ты даешь! – я до сих пор не мог прийти в себя, но рад был дико.
– И я так думаю, – согласилась она.
– Ребята, давайте встанем в круг, – Алла Олеговна взяла правление в свои руки. – Чтобы я вас всех видела. День морозный, пожара не случится, но осторожность не повредит. Да, как и обещала, этот запуск заменяет классный час на этой неделе!
Ребята радостно загудели, начали выстраиваться в круг. И тогда я, не раздумывая, поскакал поближе к Инге. У нее в руках был желтый фонарик, и выглядела она немного растерянной.
– Спасибо, что пришла, – сказал я.
Инга пожала плечами, мол, ничего такого в этом не видит – нормальное дело.
– Кажется, мой фонарик какой-то кривой, – с другого бока нарисовался Бочкин и, как всегда, заканючил: – Фирсова его помяла.
– Поджигаем! – дала команду Алла Олеговна.
В ее руках теперь тоже был фонарь, синий, как василек. Бочкин протянул мне зажигалку, и я поджег свой фонарик.
– Не забудь загадать желание, – шепнула мне Инга, поджигая свой желтый. – Запустишь его в небо – непременно сбудется.
– Загадаю, – заверил я.
Пока огонек разгорался, я мысленно твердил одно, как и в Новый год под бой курантов: «Чтобы Инга меня полюбила, чтобы Инга меня полюбила…» Воздух внутри бумажного бочонка нагрелся, и мой фонарик попросился в небо. Я разжал пальцы, и мое желание полетело вверх – к январским облакам. Рядом стояла Инга, она тоже что-то шептала своему бумажному волшебнику. А потом и ее фонарь поднялся вверх, потянулся к моему – и так, на пару, они неслись туда, где сбываются мечты…
– Святые сосиски! – выкрикнул по привычке Сопыгин, он задрал голову вверх и восторженно наблюдал за разноцветными огнями, парящими в зимнем небе.
Бочкин нетерпеливо прыгал с ноги на ногу.
– Не взлетит! Не взлетит! – переживал он.
Его фонарь долго не поджигался, но потом разгорелся и оторвался от рук. Теперь он вилял в воздухе, будто за ним одним гонялся ветер, но потом стал уверенно догонять остальные. И Никита удовлетворенно заулыбался. Фирсова же будто болела за свой фонарь, как за любимого спортсмена, чтобы он летел выше всех, дальше всех. Она даже кулаки сжала и работала локтями, словно хотела помочь ему двигаться быстрее. Все ребята сейчас уставились в небо. А мне хотелось смотреть на Ингу. Как она закусила нижнюю губу, как, волнуясь, теребит пальцами свой шарф. Точно боится, что ее желание не сбудется. Тогда я взял ее руку в свою. Тихо. Без слов. И подумал, что это самый лучший день рождения в моей жизни…
Небесные фонарики все парили над школой, над улицей, над городом. А ребята потирали затекшие шеи, они расходились – веселые и будто бы чуть подобревшие. Никто не ругался, не толкался: класс как-то сплотился, будто они любили друг друга до чертиков. Школьная площадка пустела. А Инга так и стояла, не отнимая у меня своей руки. Бочкин, Сопыгин, Фирсова – опять мы были вместе.
– Ребята, а пойдемте в киношку, в боулинг или в «Макдак»? – предложил я самым верным и морозостойким. – Я угощаю!
И никто не отказался. Будто отмечать дни рождения вместе было для нас обычным делом. Небесные фонарики все еще висели над крышами домов, а мы уже шли по белому скверу. Трепались, смеялись и готовились отметить мой день рождения на все сто!..
Скользкая дорожка
Как только мне исполнилось четырнадцать, жизнь пошла взрослая, интересная. Теперь я мог называть себя другом Инги. Да, мы стали неплохо общаться. В день рождения здорово зажгли – во всех смыслах этого слова. Я даже научился довольно сносно изъясняться в ее присутствии, больше не заикался и не валился с ног. Иногда выходило сносно шутить. И так получилось, что мы стали отлично ладить. Провожая Ингу после школы, не прятался, как раньше. Я свободно шел рядом, и мы трепались обо всем на свете. И даже если с нами были другие ребята: Бочкин, Фирсова, Сопыгин, – мы держались чуть в стороне. Как пара. Единственное, я так и не признался Инге в своих чувствах. Хотел, чтобы она немного привыкла ко мне без нелепой «шапочки», костылей, невнятного бормотания и прыжков из окошка. Я ждал, когда прежний образ забудется, и потихоньку набирался храбрости. Но кто же знал, что все выйдет не по-моему, а как-то нелепо, само собой.
В тот день я специально попросил Бочкина, чтобы он отвлек Сопыгина с Фирсовой. Тогда бы я смог проводить Ингу один и поговорить с глазу на глаз.
– Не прошло и года, – облегченно вздохнул Бочкин. – Будь спокоен, старик, тебе никто не помешает. Но если ты и в этот раз струсишь – я тебе!..
И он приставил к моему носу кулак, мягкий и пухлый, как пончик. Но вид у Бочкина при этом был не сахарный. Я понял, что могу получить от друга впервые в жизни. И главное – по заслугам!
– Пожелай удачи, – лишь сказал я.
Тогда Никита ударил меня легонько кулаком в плечо. И сразу полегчало: Бочкин всегда будет на моей стороне, что ни случись.
После уроков я дождался Ингу у школы. Погода выдалась ясная, безветренная. Как там у Пушкина: «Мороз и солнце: день чудесный». Желтогрудые синицы облепили кусты, от чего ветки стали похожи на крупную мимозу. В такие моменты я любил зиму. Несмотря на то что нос слипался при дыхании, а кожа на лице, казалось, покрывалась тонким панцирем. Еще очень мерзли ноги под штанами. Я всегда отказывался поддевать треники под брюки, как советовала мне мама. Девчонкам куда проще – натянули модные гетры или шерстяные лосины. А нам что – штаны с начесом носить? До минус пяти-десяти в школьных брюках еще куда ни шло, но сегодня вдарило минус пятнадцать, если не все двадцать. Хотя как можно думать о таких вещах, если рядом идет любимая девушка? Вот я и позабыл обо всем, как только мы с Ингой вышли в сквер, до последнего подбирал слова, чтобы признаться в любви.
– Какой-то ты сегодня странный. Молчишь, не шутишь, – начала о чем-то догадываться Инга. – У тебя что-то случилось?
– Да.
– Рассказывай!
Инга приготовилась слушать. Она привыкла, что ей вечно жалуются на школьные проблемы. Наверное, решила, будто хочу посоветоваться с ней по поводу конфликта с кем-то из ребят, потому и попросил прогуляться вдвоем, без лишних свидетелей. В упор не видела, как я сохну от любви. Тогда я вдохнул поглубже и выпалил:
– Я давно хотел тебе сказать, что… аа-уу-их…
В этот момент отмерзшие конечности, о которых я успел забыть, сыграли со мной злую шутку. Я начал скользить и заваливаться ровно в том самом месте, где всегда мечтал уберечь от падения Ингу. Вместо признания я выкрикивал какие-то звуки, хватал руками воздух и неминуемо валился на лед. Инга обхватила меня, пытаясь удержать, но было поздно. Я шмякнулся. Да еще как! Подмяв под себя хрупкую и легенькую Ингу, точно каток, укладывающий асфальт: просто-напросто распластал ее по дороге. Я лежал на своей возлюбленной и не мог отдышаться, ноги еще плохо слушались, никак не получалось отползти в сторону. А Инга подо мной была такая близкая и румяная, что я выдохнул ей прямо в лицо:
