Белецкий пришел в Машкин класс не первого сентября, а пару недель назад, в ноябре. Варя сразу встретилась с ним взглядом, когда однажды зашла в школьный вестибюль. Парень с самым равнодушным видом сразу отвел глаза, а Варины щеки моментально покрылись нервным румянцем. Белецкий больше ни разу на нее не посмотрел ни в тот день, ни после, но Варя помнила его взгляд, тревожный и, как ей показалось, беззащитный. Возможно, в тот момент его тревожило всего лишь то, что надо как-то привыкать к новой школе, но Варе хотелось думать, будто его волновали всякие возвышенные мечты, что говорило бы о богатстве его внутреннего мира.
До появления в школе Белецкого Варя почти не обращала внимания на парней. Большинство из них она знала если и не с детского сада, как Рагулину, то по двум дворам, между которыми стоял ее дом. С несколькими познакомилась в первом классе и помнила их нескладными малышами с ровными челочками и в форменных галстучках, повязанных на белых рубашках. Одноклассники уже давно повывели себе ровные челочки и редко надевали парадную школьную форму, благо она не была обязательной, но Варе они казались такими же неинтересными, как давно прочитанные буквари и книжки сказок. Белецкий показался ей необычным. Во-первых, он никогда не улыбался. Во всяком случае, Варя, сталкиваясь с ним в школьных коридорах, вестибюле, столовой и библиотеке, никогда не видела на его лице улыбки. Девочка строила на этот счет всяческие предположения, одно романтичнее другого, и дорого дала бы, чтобы узнать, в чем же была настоящая причина его неулыбчивости.
Во-вторых, Белецкий всегда был одет в одно и то же: в черный глухой джемпер, который никогда не оживлял воротничок светлой рубашки, и в черные джинсы. Одноклассницы Вари тоже, разумеется, не могли не заинтересоваться новеньким «ашником» и строили на его счет всяческие догадки. Одни причисляли его к сатанистам, другие – к готам, третьи, настроенные романтически, считали черные краски его одежды данью трауру по погибшей возлюбленной. Конечно же, девчонки из класса «Б» пытались выудить сведения о Белецком у «ашниц», включая Машку Рагулину, но никто ничего интересного о новеньком рассказать не мог. Варя не верила ни в сатанизм Белецкого, ни в его принадлежность к готам. Он одевался в черное, но никакой атрибутики, свойственной представителям этих субкультур, не носил. И какая такая мертвая возлюбленная может быть у парня в пятнадцать лет? Хотя… Если вспомнить Джульетту… и отсутствие улыбки на лице Белецкого… Но тогда, в свете этих представлений, пожалуй, неплохо, что она уже… как бы… не живая…
На этом месте Вариных размышлений наконец прозвучал звонок с урока. Она закрыла тетрадь, куда бездумно списывала с доски формулы, не спеша собрала со стола свои принадлежности к уроку и, что называется, нога за ногу поплелась из класса. Следующим уроком стояла физкультура, которую Симоненко любила еще меньше, чем физику. Варя была абсолютно неспортивной девочкой. Взобраться на канат она не могла никогда, кросс в пятьсот метров пробежать была просто не в состоянии, да и игровые виды спорта не жаловала. Она боялась летящего на нее мяча, уворачивалась от него, вместо того чтобы ловить, и команда одноклассниц срывала на ней свою злость по поводу проигрыша даже в том случае, если Симоненко в этом и не была виновата.
Сейчас по программе они занимались гимнастикой. Ничего хорошего Варю не ждало. Ей не нравилось делать кувырки, она боялась ходить по бревну и каждый раз с замиранием сердца ждала, что не удержится и сорвется с брусьев. Конечно, ненавистный физрук Николай Кузьмич ответит за это, но Варины руки-ноги уже будут безнадежно переломаны. Хорошо, если не шея…
Варя как раз прикидывала все «за» и «против» «закоса» физкультуры, когда перед ней в коридоре опять выросла фигура Рагулиной.
– Маш, ну чего ты привязалась? – недовольно спросила Варя.
– Знаешь, Варька, мне надо с тобой поговорить, – очень жалобно проговорила Маша. – Перемена большая, пошли в буфет, а?! За мой счет!
– У меня сейчас физра! Какой может быть буфет? Я и так еле-еле на бревне держусь. Мне лишние граммы ни к чему!
– А я тебе только сок возьму!
Варя поняла, что от Рагулиной не отвяжешься, буркнула: «Пошли», – и первой свернула на лестницу, поскольку столовая находилась на первом этаже.
В столовой, сжав локоть Вари так сильно, что та даже пискнула, Маша прошипела ей в ухо:
– Гляди, вон он сидит. Как всегда, один, как перст…
Варя проследила, куда направлен взгляд расширившихся рагулинских глаз, и увидела Белецкого. Он действительно сидел один за столиком у окна спиной к залу. Видно было, что он специально расположился так, чтобы к нему никто не мог подсесть. На одном стуле сидел сам, на другой бросил школьную сумку, на третий – какие-то тетради. Четвертый стул отсутствовал, так как столик стоял у стены.
– Машка, а он что, так ни с кем из ваших парней и не подружился? – спросила Варя.
– Не-а… – ответила та. – Но, может, еще мало времени прошло… Месяца нет…
– Ну… может быть, конечно. А с кем он на уроках сидит?
– Ни с кем. Один. За последним столом. В самом углу. Там Лешка обычно сидит, но сейчас он болеет…
– Мне апельсиновый… – сказала Варя, когда подошла их очередь.
– Мне тоже апельсиновый сок и еще две полоски… Вон ту, розовую, и с шоколадом, – заказала Рагулина.
Варя взяла стакан с соком и пошла в сторону окна, возле которого сидел Белецкий. Но стоило ей опуститься на стул, как Машкин одноклассник поднялся, мазнул ее невидящим взглядом и понес грязные тарелки к мойке. Потом он вернулся за своими вещами, еще раз равнодушно взглянул на Варю и направился к выходу из столовой.
– Как всегда!! – с досадой произнесла Маша и со всей силы ударила по столу стаканом. Сок опасно плескался и чудом не вылился на стол. – Ну ни на кого не смотрит! Хоть ты что!
– Может, у него и правда какая-нибудь трагедия произошла? – отозвалась Варя.
– Ну… не знаю… Из любой трагедии надо как-то выходить. Не всю же жизнь страдать.
Рагулина села за стол, откусила сразу чуть ли не половину полоски с розовой глазурью и с набитым ртом снова начала что-то говорить про Белецкого.
– Машка, прожуй сначала! – возмутилась Варя, с неприязнью глядя на свой сок. Пить ей не хотелось.
– Хофофо, – с трудом проговорила Рагулина, роняя изо рта розовые крошки. Потом запила полоску соком и уже вполне внятно произнесла:
– В общем, так – мне нужна твоя помощь!
Варя изумленно приподняла бровь.
– Да! – продолжила Маша, плотоядно глядя на второе шоколадное пирожное. – Только ты можешь мне помочь.
– Почему именно я?
– Потому что только тебе я могу доверять, ведь мы знакомы уже сто лет.
– Ну! Что дальше?! Только давай покороче! Мне ж еще переодеться на физру надо!
– Как ты знаешь, сегодня после шестого урока наши классы тащат в политехнический лицей. Можно подумать, что все прямо только туда и будут поступать после девятого! Я, например, не буду ни за что, потому что…
