Получив диплом, Сережа вернулся в родной город, устроился на
работу в солидную юридическую фирму, хотя мог бы работать у своего отца, и
через неделю после этого сделал мне официальное предложение. Папа в восторг от
этого не пришел.
– Куда вы торопитесь? – ворчал он. – Дай ей
хоть доучиться. – Но на сей раз завидную твердость проявила я, и он махнул
рукой: – Женитесь.
Родители Сергея его выбор одобрили и начали подыскивать нам
квартиру в качестве свадебного подарка. Пятого сентября мы подали заявление в
загс и отправились вечером отмечать это событие на дачу. Выпили на троих две
бутылки шампанского. Илья от выпивки отказался, у него было ночное дежурство,
из-за этого на даче мы не остались, а за руль сел Илья. Своей машины у него не
было, но водил он машину прекрасно, гораздо лучше, чем я или даже Сергей.
До города оставалось километров пятнадцать, когда нас
подрезал джип. На скорости наша машина врезалась в фонарный столб. Ребята
сидели впереди, удар был такой силы, что подушки безопасности помогли мало.
Обоих доставили в больницу с множеством переломов, мы с Сонькой отделались
синяками и легким сотрясением мозга.
Через полтора месяца Илья вышел из больницы, Сергей там
находился в общей сложности полгода, перенес четыре операции. Одна прошла
неудачно. Из больничной койки он переместился в инвалидную коляску. Врачи предупредили:
вряд ли он когда-нибудь встанет на ноги. Но Сергей был не из тех, кто легко
сдается. Удары судьбы он воспринимал с завидным хладнокровием и верил, что
справится со своей болезнью. Еще когда он находился в больнице, у нас состоялся
серьезный разговор. Сережа спокойно, без намека на драматизм, сказал, что
освобождает меня от каких бы то ни было обязательств. В создавшейся ситуации он
с пониманием отнесется к тому, что я откажусь выйти за него замуж. Разумеется,
я ничего об этом слышать не хотела. Он улыбнулся, поцеловал меня и заявил, что
никогда во мне не сомневался.
Илья в этот тяжелый для нас период показал себя настоящим
другом. Каждый день навещал Сергея и поддерживал меня. Они с Сонькой всегда
были рядом. Тот день, когда врачи вынесли Сергею приговор, я помню очень
хорошо. Его мать позвонила мне, мы встретились, и она очень сухо сообщила о
разговоре с лечащим врачом. Я повторила ей то, что ранее уже сказала Сергею:
что бы с ним ни произошло, я буду рядом и никогда его не оставлю.
– Деточка, – вздохнула она. – Надеюсь, ты
понимаешь, на что обрекаешь себя. Тебе всего двадцать лет, впереди долгая
жизнь, я не хочу, чтобы ты когда-нибудь пожалела о своем благородстве.
Я резко ответила, что дело вовсе не в благородстве, я люблю
Сергея и хочу быть с ним.
Не знаю, поверила она мне или нет. После этого разговора
чувствовала я себя очень скверно. Мысль о том, что сильный, жизнерадостный
парень навсегда останется инвалидом, не укладывалась в голове. Это было
чудовищно несправедливо. Сергей не заслуживал такой судьбы. В отчаянии я искала
поддержки у своих друзей, мне надо было услышать, что вердикт врачей – это
только слова, надежда всегда есть, Сергей справится. Именно это и сказал Илья,
когда мы встретились вечером. Я рыдала на его плече, а он утешал меня как мог.
Кончилось это тем, что мы оказались в одной постели. Я поспешила списать все на
минутную слабость и поскорее забыть о том, что произошло. Мне казалось, Илья
все поймет правильно. Но он повел себя неожиданно. Сказал, что давно любит меня
и только дружба с Сергеем вынуждала его молчать, и еще уверенность в моем
чувстве к его другу, но теперь он в моих чувствах к нему очень сомневается. Я
ответила, что мой вчерашний поступок ошибка, которая никогда не повторится, и
мое единственное желание – поскорее все забыть. Но это было проще сказать, чем
сделать. Стыд и презрение к себе не давали мне покоя. И, разговаривая с
Сергеем, я отводила глаза, замолкала на середине фразы, вздрагивала, когда он
касался меня.
Мне хотелось выть от боли, все рассказать ему, объяснить,
попросить прощения, но я знала, что никогда этого не сделаю, боясь причинить
ему ненужную боль. Занятая своими страданиями, я даже не подумала ни разу, что
мое поведение он мог истолковать по-своему.
Илья между тем проявлял настойчивость и все чаще повторял,
что я приношу себя в добровольную жертву. И если бы Сергей был здоров, я бы
вела себя совершенно иначе и сделала бы то, что и должна сделать: честно
призналась, что больше не люблю его. Слова Ильи вызвали у меня приступ
бешенства, потому что я-то знала: все не так.
В ту пятницу я приехала к Сергею, он встретил меня улыбкой,
я что-то болтала, по обыкновению, вдруг он взял меня за руку и произнес:
– Илья мне все рассказал.
– Что «все»? – опешила я.
– О ваших отношениях. Мне следовало самому догадаться.
– Нет никаких отношений, – отрезала я. – Нет
и быть не может. Не знаю, что он тебе наговорил…
– Правду, – улыбнулся Сергей. – Илья не
способен врать. Если хочешь знать мое мнение, он поступил правильно, все мне
рассказав. Аня, я прекрасно понимаю, почему ты сейчас все отрицаешь. Ты хороший
человек, ты боишься сделать мне больно, возможно, тебе даже кажется, что это
вроде предательства. Только это глупость. Меньше всего на свете я хочу видеть
близких мне людей несчастными. Знать, что ты страдаешь из-за ложно понятого
чувства долга.
Тут меня прорвало, и я скороговоркой выпалила все, что
думала: никакая я не благородная натура, а обыкновенная дура, слабая,
беспомощная, которая при первых трудностях умудрилась сделать большую глупость,
искать утешение в постели старого приятеля. В результате потеряла друга и едва
не потеряла любовь. Клялась, что мне в голову не приходило относиться к Илье
иначе чем к другу, а сейчас я его попросту терпеть не могу, хотя следовало бы
не его винить, а себя. И того, что я пережила за эту неделю, с лихвой хватит,
чтобы впредь таких глупостей не совершать.
Сергей все выслушал, кивнул и охотно меня простил. Мы
обнялись и договорились, что на следующей неделе подадим заявление. А ночью он
вскрыл себе вены. Истинную причину его поступка знали только мы с Ильей.
Родители и вслед за ними друзья и близкие решили: Сергей покончил с собой,
потому что мысль о том, что он на всю жизнь останется инвалидом, была для него
непереносима. Но я-то хорошо его знала и была уверена: он принес ту самую
благородную жертву, от которой отговаривал меня. Убил себя ради счастья тех,
кто был ему дорог, ради их любви, которой не было и в помине.
