Конечно, я могу заблуждаться, и с детскими домами Павла
вовсе ничего не связывало. А если и связывало, то это мог быть детский дом в
любом другом городе. Но попробовать стоило. Глеб позвонил своей знакомой, и та
заверила его, что не только с удовольствием встретится с ним сама, но и
обзвонит своих коллег с просьбой оказать нам всяческое содействие.
Встретили нас исключительно приветливо. Я перегнула
фотографию, позаимствованную из квартиры, пополам, чтобы не отвлекать внимание
на женщину, и показала ее заведующей. Никого похожего она припомнить не смогла
ни из бывших воспитанников, ни из тех ребят, что приезжали в детский дом с
подарками. Я не слишком рассчитывала, что нам повезет, но и надежды не теряла,
и, поблагодарив женщину, мы отправились к ее коллеге, в детский дом № 1.
Он находился в центре города, большое старое здание из красного кирпича.
Заведующей было лет шестьдесят, невысокая, полная и очень подвижная, несмотря
на возраст и дородность. Седые волосы она не красила, собирала в пучок на
затылке. Карие глаза лучились добротой и весельем. Раз взглянув на нее,
становилось ясно: человек она хороший, и работа для нее, пожалуй, главное в
жизни. В общем, я не сомневалась: воспитанникам с заведующей повезло.
– Марина Сергеевна мне звонила, – сказала она,
направляясь вместе с нами в свой кабинет. – Очень хорошо, что вы сегодня
приехали. Я с понедельника в отпуске. Проходите. – Она распахнула дверь,
пропуская нас вперед. Комната мало походила на кабинет. Правда, был здесь
письменный стол и стеллажи с бумагами, но в целом выглядела она по-домашнему
уютно. – Решила к дочке съездить в Красноярск, она там с семьей
живет, – продолжала Мария Федоровна. – Давно собиралась, да все
никак. Самолетом лететь боюсь, а на поезде уж очень долго. Дочка обижается,
говорит, внуков вижу редко, чужим детям куда больше времени уделяю. Так и есть.
Я ведь в этом детском доме сорок лет работаю. Начинала нянечкой, потом
воспитателем и двадцать один год заведующей. На пенсию бы надо, молодым дорогу
дать, но куда ж я без работы? Да и не работа это для меня вовсе, вся жизнь
здесь. – Она устроилась за столом, надела очки и спросила: – Кого ищете?
– Вот этого молодого человека, – ответила я,
выложив сложенную фотографию на стол.
Она посмотрела внимательно и кивнула:
– Как же, помню. Валька Жидков. Наш воспитанник. –
От такой удачи я, признаться, растерялась и не сразу задала следующий
вопрос. – Мы с ним здорово намучились. Характер у парня был не приведи
господи. Да и понятно. Родители алкоголики, мальчишка, бывало, в собачьей
конуре спал. В общем, определили его к нам. Он сначала все убегал. Родителям не
до него было, но ведь ребенок… мать он все равно любил. Я уж и собаку его сюда
взяла, думала, ему все полегче будет. Потом мать его умерла, отравилась
какой-то гадостью. А вскоре и отец сгинул, это когда Валька уже в армии был.
После смерти матери он замкнулся, мог неделями ни с кем не разговаривать. Хотели
его в специнтернат переводить, вроде как с отклонениями он. Еле отбила парня.
– Вы сказали, он был в армии?
– Да. Был. Оказался в горячей точке. Награду получил.
Нам из военкомата сообщили. Он с виду тщедушный, но с характером. За себя
всегда мог постоять. Дрался отчаянно, за это ему часто от воспитателей
попадало. Набычится, молчит, не то что прощения попросить, просто слова не
скажет. Он немного странный был, трудно к такому подход найти. Только к одной
воспитательнице он привязался по-настоящему, но она у нас недолго проработала.
Так вот, он к ней был очень привязан, а она к нему. Все еще удивлялись, с ней
он добрый, ласковый, ходит за ней, точно тень. Когда она уволилась, он опять
сбежал. Нашли его только через неделю, думаю, он ее искать отправился. Женщина
она оказалась тоже со странностями, ни с кем из сотрудниц не сошлась, но
работником была хорошим. Валька ходил у нее в любимчиках. Посмотрю иной раз,
они сидят обнявшись, когда никого рядом нет, можно подумать, мать с сыном. Мне
казалось, они даже внешне похожи.
Я развернула фотографию и спросила:
– Это случайно не она?
– Она. Точно. Фотографию эту Валька всегда с собой
носил, тосковал он по ней очень.
– А почему она уволилась?
– Почему? Свою историю она мне рассказала, только не
знаю, правда это, или она все выдумала. Замужем она была за каким-то новым
русским, он ее выгнал и ребенка отобрал. Да еще пригрозил: если она появится –
убьет. Он в этом городе жил, сама-то она была из района. Ну, муж якобы узнал,
что она сюда перебралась, и стал ей угрожать. Только, если честно, не верю я в
это.
– Почему не верите? – нахмурилась я.
– Ну… как сказать… не очень-то она походила на
несчастную. И характер у нее был вроде Валькиного. Такая никакого нового
русского не испугается и ребенка своего не отдаст. Женщина она красивая,
мужчины у нее были, я не раз видела, как после работы ее встречали на машинах,
да все на заграничных. Одевалась она хорошо, вещи дорогие, а на нашу зарплату
особо не расфасонишься. Думаю, попала она в историю, вот и поспешила уехать.
– Когда она у вас работала?
– Лет десять назад, сейчас точно скажу… – Мария
Федоровна направилась к одному из стеллажей, достала толстую тетрадь и начала
ее листать. – Вот, нашла. Девять лет назад. Вальке, когда она уволилась,
было четырнадцать. Через четыре года он в армию ушел.
– А после армии вы с ним не встречались?
– Нет. Он не приходил. Знаю, отцовский дом он продал, и
где живет теперь… – Она пожала плечами.
– А как имя этой женщины?
– Имя у нее было редкое. Амелия ее звали. Ильина Амелия
Николаевна, вот тут все, дата рождения…
Она положила передо мной тетрадь, я читала запись, все еще
надеясь, что это какое-то недоразумение. Но от этой мысли очень быстро пришлось
отказаться.
Торопливо простившись с Марией Федоровной, я побрела к
выходу. Глеб шел рядом, с беспокойством поглядывая на меня. За все время нашего
разговора он не произнес ни слова, погруженный в собственные мысли, но сейчас
все-таки спросил:
– Ее имя… – и тут же замолчал.
– Так звали мою мать, – резко ответила я. – Я
видела свидетельство о браке. Все сходится.
– А свидетельство о смерти ты тоже видела?
– Нет.
– А ее могилу?
– Отец сказал, что мою мать кремировали, она так
хотела.
– Аня, скажи, пожалуйста, – очень мягко продолжил
Глеб, держа меня за руку. – Тебе это никогда не казалось странным?
– Нет. Не знаю. Наверное.
