Я ведь лабрадор.
У меня есть семья.
Мою маму зовут Мама. Моего папу зовут Папа.
Утром я бегу с ними здороваться, и Мама говорит:
— Да, да, хороший, хороший Люська, иди поцелуй папу, где у нас папа?
Если бы я умел краснеть, я бы покраснел сейчас, конечно. Потому что у меня есть паспорт, я сам видел, и там меня зовут Людвиг. Но для своих я Люсик, Люська. Не смейтесь, это же свои.
Люсик тоже хорошее имя.
А еще у меня есть Марго.
Марго появилась в семье позже всех. Она… как бы вам объяснить. Она девочка, но я внутри себя все время помню, что она человечий щеночек, младше меня, я-то взрослый пес.
Марго — она вот какая. Она вкусно пахнет, потому что меня кормит именно она. Она рыжая, но не такая, как я (я шоколадный), а светло-рыжая. И у нее глаза красивые. Собаки особенно относятся к человеческому взгляду, так вот, я очень люблю смотреть Марго в глаза. А она любит смотреть на меня.
Мы живем на первом этаже большого дома.
Утро наше начинается так.
Мама кричит:
— Марго, не забудь вывести Люсика погулять!
И появляется Марго.
Мы немножко целуемся, визжим тихонечко и возимся, она пристегивает ко мне поводок и выводит меня на улицу.
В любую погоду.
Иногда мне жалко ее, потому что я — собака, я почти не замечаю дождя и ветра, а она в своей тонкой курточке ежится и засовывает руки в карманы. Но никогда не торопит меня с моими делами и всегда дает после побегать.
Потом Марго уходит в школу, а я жду ее дома. Мама и папа тоже уходят на работу.
В середине дня Марго возвращается домой и гуляет со мной еще раз.
Я слышал, что мама этим недовольна.
— Марго, сколько раз тебе говорить: после школы иди сразу ко мне на работу! Тратишь время на собаку, потом не успеваешь сделать домашние задания.
— Когда я не успевала? — тихо под нос ворчит Марго, но громко говорит:
— Хорошо, мамочка, ладно. Но ведь жалко Люсика, он же писать хочет.
— Собаку достаточно выгуливать два раза в день. До вечера твой Люсик вполне дотерпит, ничего.
Я вздыхаю и кладу морду на лапы. Конечно, я люблю маму, но тут мои симпатии на стороне Марго.
Кто же откажется лишний раз побегать на улице, понюхать, погавкать, ну и поделать разные полезные собачьи дела?
Вечером мама иногда ругает Марго за то, что она засиделась с уроками и теперь из-за этого будет нехорошо. Целых две плохие вещи.
Во-первых, Марго поздно пойдет со мной гулять — а маленьким девочкам вечером на улице быть опасно. Ха, опасно, я такой большой, кто же подойдет к нам просто так? Не все ведь знают, что я довольно миролюбив и не сразу кидаюсь кусаться.
А во-вторых, Марго поздно ляжет спать, а это вредно.
Про «вредно для здоровья» мама говорит часто. Она медсестра и все знает про здоровье людей.
— Марго, не сутулься, — говорит она, когда Марго сидит над уроками. — А то придется купить тебе резиновый корректор осанки. Ты горбишься, как гоблин какой-то.
Марго вздрагивает и выпрямляется. Но через три минуты ее спина опять крючком.
— Ну что ты скрючилась? — сердито вопрошает мама. — Может, у тебя зрение плохое? Так недавно проверяли, единица. Распрямись!
И Марго опять ненадолго распрямляется.
— Мам, — говорит она, — у меня задача не получается… Помоги?
Мама у нас самая умная. Только она помогает Марго с уроками, папа в это дело никогда не встревает.
Папа вообще мало разговаривает. Он никогда не гуляет со мной — я мамин пес. Еще он совсем не знает, что делать с Марго. Снимет очки и смотрит на нее немного растерянно и немного испуганно. Папа у нас мастер на заводе. Мастер — это что-то очень хорошее, люди таким словом хвалят друг друга, говорят: «Ну, ты настоящий мастер».
Но обычно мама присаживается за уроки ненадолго. Она смотрит в учебник, в тетрадки, а потом брови ее сдвигаются к переносице:
— Я не понимаю, зачем ты ходишь в школу. Чему тебя там учат? Или ты совсем идиотка? Вы решали точно такие же задачи сегодня на уроке. Ничего я не буду тебе подсказывать, сиди и сама думай.
Марго сидит час, и два, и три, а в одиннадцать мама ругается, что пора спать.
Зато Марго умеет вышивать красивые картины. Они висят на стенах, и мама с удовольствием хвалится ими перед гостями.
Когда приходят гости, мама наряжает Марго в цветастое платье и заплетает ей косы. И говорит:
— Вот, видите, какую красоту делает у нас Марго, это у них кружок в детдоме.
— Надо же, надо же, — удивляются гости.
Обычно Марго при гостях очень тихая и ходит за мамой хвостиком. Принести вилки? — Сейчас. Убрать чашки? — Сейчас.
А сегодня при гостях вот что было: Марго попросила себе новые карандаши.
Я знаю, ей хочется большой набор карандашей, двадцать четыре цвета.
— Понимаешь, Люсик, — говорит она мне, — тогда я нарисую тебя как живого. А у меня только шесть карандашей, что ими нарисуешь-то?
Вчера она пробовала попросить карандаши у мамы.
— Мам, нам в школу надо. У нас там кружок рисования, я хочу ходить. А туда надо гуашь двенадцать цветов, еще пастель какую-то и карандаши двадцать четыре цвета, и бумагу акварельную большую…
Мама поднимает брови.
Вообще у мамы брови — главная часть лица, я смотрю на них и сразу понимаю, в каком она настроении. Вот когда она их поднимает — дело плохо.
— И на какие шиши я куплю тебе все это, скажи мне?
— Не знаю, — шепчет Марго.
— А я знаю. В твоем детдоме канцтовары за полгода мы уже выбрали. Ты знаешь, сколько стоит все, что ты перечислила? Пастэ-э-эль! Акваре-е-ель! Вот иди к своей директорше и требуй у нее, а у меня нечего просить. Все равно денег нет!
Марго очень огорчается.
И решается сегодня еще на одну попытку.
За столом она говорит громко:
— А у нас не только вышивальный кружок. У нас еще изостудия теперь есть. Туда надо карандаши двадцать четыре цвета, только мама никак не может найти, где они продаются. Вот и нету у меня карандашей. У всех есть…
Мамино лицо идет красными пятнами.
— Что ж ты, мама, — подтрунивает кто-то из гостей.
— Куплю, куплю, — скороговоркой бросает мама и смотрит на Марго так, как смотрит на меня, когда я написаю в коридоре на пол.
А ночью, когда Марго уже спит, они разговаривают с папой.
Никто ведь не принимает в расчет собаку, а я все слышу.
