— Когда же эта чертова чаща закончится?
— Он что, слепой? — удивился Огоньков.
— Забыл о заклинании? Эй, Петро! Анна! Мы вернулись!
Когда стихли приветственные вопли, объятия, сошли на нет разговоры типа «а мы думали, что вы уже никогда…», я торжественно закопал амулет под неприметным деревцем. Как только слой промерзшего дерна укрыл железный череп, нечто похожее на отдаленный гром прокатилось над Глубоким Лесом.
— Заклятие снято! — догадалась Анна.
— Вот именно, — подтвердил я. — Глубокий Лес теперь не такой уж и глубокий. Вон посмотрите — да тут же рукой подать до противоположной опушки!
— Насквозь видно! А вы целый день плутали.
Неподалеку приободрившийся и согревшийся Огоньков зычными приказами выгонял из расколдованного леса свой артиллерийский батальон, проблуждавший больше суток вокруг двух сосен. Несчастные домовые, замерзшие до состояния сосулек, рыдали в голос и, не веря в пришедшее неожиданно избавление, норовили ухватиться за своего командира покрепче. В общем, на опушку комиссар Огоньков вышел, шатаясь от тяжести облепивших его со всех сторон подопечных.
— Все к костру! — распорядился я. — Погреемся, тогда двинем дальше.
— Товарищ братишка комдив! — подлетел Петро. — Докладываю — оборотни идут в нашу сторону! Они, оказывается, прибыли на место назначения давным-давно и все жгли плоты, ожидая нас. Русалки и водяные на дне реки в версте отсюда. Им так привычнее греться.
Ну вот все и налаживается. Впереди лежит город Ближне-Камышинск — последний населенный пункт перед конечной остановкой, на которой меня с распростертыми объятиями встретит Черный Барон. А, что сейчас-то об этом думать? Пока что…
В кармане у меня завибрировало. Опять?! Сейчас же выкинуть к чертовой бабушке Наине Карповне дурацкий Кристалл, пока он не…
— Товарищ комдив? — встревожился Петре — Что с вами? Братишка Адольф, ты чего шатаешься? Эй! Эй! Комдиву плохо!..
ГЛАВА 3
Это мне плохо? Да нет, мне хорошо. Даже очень. Только что холодный ветер пронизывал меня до костей, копыта сами собой притоптывали, согреваясь, а сейчас меня всего, словно ватное одеяло, окутывает дремотная теплота.
И пробивается сквозь дремоту чей-то голос:
— Уколы для четвертой палаты!
Я вскочил и тут же рухнул… с кровати. Ну да, я ведь на кровати оказался, когда снова посредством кретинского Кристалла Перемещения переместился в дурацкий параллельный мир!
А где «дзи-инь»? Где «дзи-инь», я вас спрашиваю? Вот ведь дело — мотаюсь в параллельный мир как в магазин на углу, даже перестал обращать внимание на обязательные атрибуты перемещения.
— Уколы для пятой палаты!
А интересно, где я нахожусь? Небольшая комнатка без окон, с большой дверью, украшенной застекленным глазком посередине. Две койки — одна, с которой я только что свалился, на второй лежит, укрытый простыней с головой, какой-то человек. А стены нашей комнатки обиты в несколько слоев толстыми одеялами. Та-ак… Что-то это все мне напоминает…
Уныло осмотрел я самого себя. Теперь на мне были только нательная рубаха и подштанники, заплатанные на коленях; босые ноги — отвратительные человеческие босые ноги стояли на голом полу. Как же все-таки некрасиво человеческое тело. Кривые пальцы с желтыми ногтями, редкие волосенки, торчащие у щиколоток, монументальные мозолистые пятки. Тьфу! Вот копыта — это да! Намного удобнее, не говоря уж об эстетической стороне. Вы видели когда-нибудь на бесовских копытах мозоли или, скажем, желтые торчащие ногти?
Дернув себя за пышные усы, я проговорил вслух:
— Ну здравствуй снова, Василий Иванович…
Человек на соседней койке зашевелился. Простыня сползла на пол, и я увидел рыжеватого толстенького мужичка с обширной коричневой и как бы лакированной лысиной. Одет он был так же, как и я, в нательную рубаху и подштанники.
— Привет, — поздоровался я.
— Доброго здоровьечка, —доброжелательно откликнулся мужичок.
Я хотел было уточнить, где именно мы имеем честь находиться, но тут дверь в комнатку распахнулась и одновременно с восклицанием:
— Уколы в шестую палату! — к нам проник шустрый типчик в белом халате.
— Доброго здоровьечка, доктор, —поздоровался и с ним мужичок.
— Так, батеньки! — весело проговорил доктор. — Обнажайте тылы…
В руках его откуда-то появился неприятного вида медицинский металлический пенал с тремя шприцами.
— Э нет… — попятился я. — Мы так не договаривались! То, что я в больнице, это я уже понял. Но лечиться не собираюсь. Я полностью здоров! Как бык! Маркс, Энгельс и Гегель, вместе взятые! Не подходи, вредитель, а то укушу!
Доктор не удивился. Он надавил на какую-то кнопочку возле дверного косяка — где-то в коридоре омерзительно продребезжал звонок. Когда в палату вбежали два свирепого вида санитара, я прижался к стене. В своем нормальном состоянии я бы их в единый колобок слепил, как двух пластилиновых зайчиков, и запулил бы колобок в небушко, но сейчас… Слабо и немощно человеческое тело, что и говорить!
— Василий Иванович, батенька! — умоляюще сложил руки доктор. — Ну не заставляйте меня применять насилие. Ложитесь на коечку и снимайте порточки. Вколем вам успокоительное, поспите, отдохнете…'
— Это что, психушка? — догадался я. — Ничего себе — отдых! Вы что, намекаете на то, что я свихнулся?
— А как же, батенька! — закатил глаза доктор. — Вас сюда в тяжелейшем состоянии привезли. Провалы в памяти, болезненный бред о каких-то оборотнях, кикиморах, русалках, домовых и прочей нечисти, вспышки немотивированного гнева… И все это, конечно, на фоне белой горячки. К тому же из истории вашей болезни я узнал, что вы уже наблюдались у военного психиатра — лет десять тому назад. Сами пришли на обследование с жалобами на навязчивые кошмарные сны про какого-то чернобородого шарманщика…
— Опять шарманщик! И Анка тогда говорила… Не знаю никакого шарманщика! Я вообще музыку не люблю!
— Батенька, ваше здоровье принадлежит революции! Вашей геройской дивизии, вашим боевым товарищам и всей Желтой армии в целом! Ну не упрямьтесь! Ребята, помогите товарищу комдиву лечь на животик…
— Назад! Руки прочь от моей желтой коммунистической попки! Доктор, пойми, это, может быть, вашего Чапаева лечить надо, а меня не трогайте! Я ведь не он!.. — прокричал я и понял, что совершенно напрасно развязал язык.
— Простите, а вы что же, не Чапаев? — с нездоровым каким-то интересом осведомился доктор.
— В некоторым смысле… нет. Доктор страшно оживился:
— И кто же?
— Я скажу, а вы меня в отделение для буйных?
— Вы и так в отделении для буйных.
— Ну бес я, —безнадежно признался я.-Адольф меня зовут. Не верите?.. Уберите шприц!!!
