Юлия вскочила с кровати и заметалась по
комнате, не в силах более сдерживать ярость и кусая кружевную оторочку своего
платка. До смерти хотелось сейчас разбить, порвать что-нибудь, грохнуть об пол,
хотя бы сорвать со стены вот эту картину, которая всю ночь мозолила ей глаза и
малейшие подробности которой она уже знала наизусть.
На ней представлен был восточный базар
невольников. На помост вводили миловидную девушку с цепями на руках. По лицу ее
катились слезы, а перед ней стояли двое турок, один из которых, с вожделением
глядя на девушку, подавал деньги продавцу.
Юлия раздраженно топнула ногой. Ну чего она
попусту льет слезки, эта изнеженная глупышка? Цепи на ее руках – ого-го, какое
оружие! Если хорошенько размахнуться, ими можно сбить наземь и продавца, и
покупателя, и двух мощных янычар-охранников; можно броситься вон по той тропке
между мешков и тюков, попытаться убежать… Бог весть, удастся ли, но она хотя бы
возьмет свою судьбу в свои руки!
Юлия замерла, будто наткнулась на стену.
Верно, восточный антураж картины одел и ее мысли в цветистые восточные платья,
ибо они звучали так: отчего она ждет здесь Адама, как покорная невольница –
султана?! Может быть, он нейдет лишь потому, что боится ее обиды, неласкового
приема, теряется в догадках, почему она убежала из гостиной?! Он ведь не знает,
что Юлия подслушала их разговор с Зигмундом – вернее, речь Зигмунда! И мучается
сейчас так же, как и она. Не спит, ждет, томимый желанием… Не зря же карта
судьбы гласила: «Ваш милый думает о вас!»
Тепло, легко стало на сердце, нежная улыбка
взошла на уста. Как говорят на том же Востоке: если гора не идет к Магомету, то
Магомет идет к горе!
В этот миг, затрещав, погасла свеча, как бы
для того, чтобы Юлии не было стыдно своего отчаянного решения. И, ощупью
отыскав дверь, она вышла из своей спальни – для того, чтобы через мгновение
войти в другую – напротив.
Глава 4
Обещанное беспутство
Там тоже не горел ночник, и, пока глаза
привыкали к темноте, Юлии пришлось постоять у двери, вдыхая запах табака, и
пыли, и кельнской воды, и хорошей перчаточной кожи, и еще чего-то особенного.
Словом, запах мужчины. Чужого мужчины, его разгоряченного сном тела…
Она по-прежнему ничего не видела: на окнах
даже занавески были задернуты, наверное, чтобы не впустить тревожный лунный
свет. Какая там луна! Все небо затянуто тучами, ветер ярится, и дождь стучит в
окно. А здесь так тепло, так тихо. Так томно!
В углу послышался какой-то шорох, бормотанье;
Юлия шарахнулась было, но тут же поняла, что это спящий повернулся на другой
бок. Стало быть, кровать там. Да, ее очертания выступили из тьмы, и Юлия
торопливыми, невесомыми шажками добралась до нее, постояла мгновение, глубоко
вздохнув, и хоть она осторожно, чуть дыша присела, а потом прилегла с самого
краешка, у нее было такое ощущение, будто бросилась она в эту роковую постель
как в омут.
Юлия ожидала, что Адам вскинется с испугу – и
либо набросится на нее, либо отпрянет, однако он только повернулся на спину – и
снова затих, чуть склонив голову, так что его глаза, которые она чаяла и
боялась увидеть, были скрыты глубокой тьмой. Сбившееся дыхание его выровнялось,
и Юлия поняла, что он крепко спит.
Однако! Что-то непохоже на любовные терзания!
Да полно – ждал ли он ее? Жаждал ли? Вот смешно будет, если Юлия сейчас уйдет
так же бесшумно, как пришла, а он будет спать без просыпу, даже не узнав, что
возлюбленная лежала с ним в одной кровати! Нет, глупости. Юлия вспомнила, с
каким выражением гадалка тыкала тоненьким пальчиком в карты: «Беспутство!
Беспутство!» – и едва подавила нервический смешок. Нельзя обмануть ожиданий
карт. Бланка уже сделала первый шаг – сделает и второй. Не уйдет отсюда, не
добившись своего, не закрепив за собою все права на Адама!
Мелькнула трусливая мыслишка, что для этого,
быть может, достаточно, чтобы Адам утром обнаружил ее лежащей рядом, но Юлия,
хоть и мало знала о любодействе, все же понимала, что это – воистину действо,
кое трудно забыть, разве что человек впьяную пьян. Она потянула носом – дыхание
Адама свежо и чисто: он не пьян. Опять же поутру на этих пахнущих свежестью
полотняных простынях должны остаться некие следы – иначе Адам нипочем не поверит,
что Юлия принадлежала ему ночью!
Отрезвляющая мысль о том, чего она с такой
готовностью вознамерилась лишиться, едва не вынесла Юлию прочь из этой комнаты,
подобно порыву студеного ноябрьского ветра, уносящего жалкий, обезумевший
листок от его ветки, но она уже слишком далеко зашла, чтобы отступать, а
потому, мысленно перекрестившись, осторожно положила руку на грудь спящему
мужчине. И тут же будто молния ее прошила! Грудь была обнажена. Адам спал без
одежды!
Среди сонма беспорядочно-испуганных мыслей
была одна настолько неожиданная, что Юлия поразилась своей деловитой
фривольности: как ей лучше поступить – раздеться ли самой или предоставить это
нетерпеливым мужским рукам? Впрочем, Юлия тотчас об этом забыла, захваченная
исследованием неведомого.
Оказывается, на груди кожа у мужчин гладкая и
нежная. Конечно, не настолько, как женская: для сравнения Юлия другой рукой
потрогала свою грудь. Нет, мужская кожа была упругая и горячая, она вдобавок
взбугрена мышцами и слегка, самую малость, тронута мягкими волосками. Врали,
значит, девчонки, говоря, что мужчины под одеждой все с ног до головы
волосатые, будто индийские обезьяны? Или это один Адам такой – с гладкой,
словно теплый мрамор, грудью?
Как интересно! У мужчин тоже есть соски!
Правда, они не столь круглы и велики, как женские. Юлия потеребила себя за
сосок, удивилась, что он вмиг напрягся, вызвав томительный отзвук в чреслах,
погладила посильнее грудь Адама – конечно, напрягся и его сосок, но все же он
больше напоминает некий упругий пупырышек. Юлия с любопытством потерла его
между пальцами, даже ноготком поскребла. Забавно как! Почему-то вокруг него
вдруг сделалась как бы гусиная кожа. Или Адам озяб, потому что она спустила
одеяло до талии? Ладонь Юлии проследовала ниже. Нет, твердый, мускулистый живот
теплый и гладкий. Адаму не холодно. Ну, пошли дальше. Она сунула руку под
одеяло, обвела мужские бедра пальцем, чуть царапая; провалилась во впадинку
пупка. Ну точь-в-точь как у нее! И, что самое удивительное, низ живота тоже
покрыт шелковистой кудрявой порослью! В точности как у нее! А почему?
Тут Юлия заметила нечто странное. Одеяло,
только что плотно льнувшее к ее руке, начало постепенно приподниматься. При
этом спящий по-прежнему лежал недвижимо, не шевельнув ни рукой, ни ногой.
Почему же поднимается одеяло?
Юлия скользнула пальцами ниже – и невольно
ахнула, наткнувшись на нечто, восставшее из этих шелковистых волос. Что там
пуховое одеяло! Эта теплая, но каменно-твердая плоть, чудилось, могла удержать
на себе и подушку, и перину – и не согнуться.
