Не сводя глаз с бешено летящих на нас скал, я запустил в качестве тормоза «Ямщик, не гони лошадей… ». Тарелка перекувырнулась и камнем полетела вниз — к голубой ленте реки, где непуганые крокодилы заранее скалились, радуясь легкой добыче.
— Тормози!
«Постой, паровоз… » Эта немудрящая мелодия заставила нашу космическую колымагу подпрыгнуть блином на сковороде, затем швырнула далеко в сторону. Озадаченные впервые за всю свою жизнь крокодилы проводили тарелку негодующим хвостовым хлопаньем.
Далее пошло более-менее сносно: Я наяривал на трех панелях одновременно «Барыню-сударыню», тарелка весело мчалась на север, время от времени уходя в штопор, рисуя в облачном кудрявом небе мертвые петли или норовя сплясать самого настоящего «Камаринского». Земной ландшафт скользил под нами с неимоверной скоростью, но снизить темп передвижения у меня пока не получалось. Конечно, это обстоятельство, как и отсутствие в салоне ремней безопасности и чего-нибудь хоть отдаленно похожего на кресла, меня нисколько не беспокоило. Подумаешь! Зато с ветерком! Заодно вестибулярный аппарат потренируем.
— Чуть пом-медленнее… — стонал Степан Федорович. — Я же все-таки пожилой человек, у меня гипертония… и плоскостопие… Кони! Чуть пом-медленнее…
— Это сложно! Это я не могу подобрать!
— А где мы летим? Ох… Мы не сбились с курса? По-моему, только что внизу промелькнула Гренландия и кусок Северной Америки…
— Да? — удивился я. — Тогда нам направо… Вот! Пам-парам! Новый поворо-от! И мотор… Степан Федорович! Чем надувать щеки и закатывать глаза, лучше взяли бы на себя обязанности штурмана. Я не могу за дорогой следить, я занят пилотированием… Отлично, повернули… Ба-рыня, барыня-я! Сударыня…
Степан Федорович пыхтел, зеленел, шарил вокруг себя руками в поисках какого-нибудь вместительного целлофанового пакетика и штурманом быть не хотел. Пришлось действовать самостоятельно.
С помощью вальсика «И листья грустно опадали… » мне удалось спуститься настолько, что я даже заметил блистающие далеко внизу купола деревянного киевского кремля. Почти приехали! К сожалению, немедленную посадку произвести не получилось — я промазал аж до Японских островов. Пришлось срочно набирать высоту: «Все выше и выше и вы-ыше!.. » — а затем круто менять курс:
— Па-авара-ачивай к черту!..
Здорово! Жаль только, что никак нельзя чуть-чуть снизить скорость. Степан Федорович, правда, немного оправившись, предложил сыграть в четыре руки медленную и печальную фугу фа минор Моцарта, которую помнил из детства, но я решительно отказался подпускать его к клавиатуре. К тому же никакие фуги в мой репертуар не входили, я боялся, что инопланетный драндулет окажется чувствительным к фальши и грохнемся мы с невообразимой высоты на… кажется, Австралию. А то и на Мадагаскар. Вон — какие-то вулканчики, похожие отсюда на дымящиеся папироски, проносятся внизу… Кстати, как у нас с приземлением? Циркулировать выше-ниже я уже приноровился, а вот сесть на твердую поверхность и, желательно, таким образом, чтобы незамедлительно после этого не понадобилась срочная госпитализация…
Когда я попробовал «Распрягайте, хлопцы, коней… », мы как раз летели над океаном где-то в районе мыса Доброй Надежды. Космический драндулет послушно нырнул в бездонную пучину. Степан Федорович заорал от ужаса, я лихорадочно принялся настукивать «У самовара я и моя Маша… » — мы немного поболтались в холодных глубинах, напугали до смерти ни в чем не повинную косатку — и снова взмыли в небо.
Ничего более увлекательного, чем эти полеты, я за всю свою карьеру не видел. Вот что значит — техника! Жюль Верн со своим «Вокруг света за восемьдесят дней» просто отдыхает. Мы столько кругосветных путешествий накрутили за какие-нибудь полчаса, сколько Федор Конюхов за всю жизнь пельменей не съел. Однако все когда-нибудь должно закончиться, и горючее, даже пусть инопланетное, тоже. Над моей головой зажглась красная лампочка и пропиликала что-то на непонятном наречии. В то же самое время наша тарелка, фыркнув, заметно снизила скорость.
— Бензин кончился! — догадался Степан Федорович.
Бензин не бензин, а нужно торопиться выравнивать курс. Тем более что тарелка круто пошла на снижение.
— Скорее! — забеспокоился мой клиент. — Мы уже близко! Только не промахнитесь опять вплоть до монгольских степей… Мы уже Альпы пролетели, а Европа маленькая, она быстро закончится… Дотянем до места назначения?
— На че-естном слове-е… — пропел я, аккомпанируя себе на крайней панели. — И на одном… Вихри преисподней!
Восхитительный полет мгновенно превратился в головокружительное падение. Под нами промелькнули, как паркетные дощечки, какие-то поля, наделы, кое-где обозначенные крепостными стенами, заснеженные леса, застывшие подо льдом речки, деревянные избушки… Люди разбегались внизу с неудобопонятными и явно нецензурными воплями… Степан Федорович радостно взвизгнул, опознав по частоте употребления слова «мать» соотечественников.
— Садимся, садимся! — закричал он. — Тормозите, Адольф, мы у цели!
Тормозить было, собственно, бессмысленно. Космическая колымага, и раньше-то не особо меня слушавшаяся, теперь летела вниз, как какой-нибудь бестолковый булыжник. В надежде задействовать режим аварийного торможения, я заколотил по кнопкам кулаками. Ничего, кроме полноценно отчаянного похоронного марша, у меня не получилось, и в следующую секунду я, зажмурившись, встретил тяжкий удар.
Это удивительно, но люк даже не заклинило. Наверное потому, что открывал я его сам, не дав Степану Федоровичу прикоснуться к ручке первым. Мы вывалились наружу.
— Холодно… — определил я.
— Да? А мне очень даже ничего. Скафандр такой теплый. Должно быть, с подогревом… — С этими словами мой клиент нахлобучил на голову шлем-аквариум. — А так совсем хорошо, — прогудел он из-под шлема, — правда, стекло быстро индевеет.
Мне не оставалось ничего другого, как сунуться опять в тарелку и выудить оттуда пробковый шлем. Греть он не грел, но рожки мои спрятал. Из лишнего рукава скафандра получились отличные портянки — и копыта не мерзнут, и конспирация опять же… Недолюбливаю я средневековое население — как увидят бесовские признаки, так и норовят без лишних разбирательств поддеть на вилы или посадить на кол. А подобные процедуры, скажу откровенно, удовольствия не доставляют.
Наша тарелка, воткнувшись в лед, дымила, словно заводская труба. Воняло жутко, черный толстый столб дыма уходил в антрацитовые звездные небеса. Ночь. А когда из Африки вылетали — было ясное солнышко. Вот оно — различие в часовых поясах. Как бы нам не опоздать к очередному сеансу осуществления проекта «Черный легион».
— А вообще-то нам повезло, — сказал Степан Федорович. — Кажется, мы все-таки правильно приземлились. В России. Если точнее — на Руси. Интересно, отсюда далеко до ливонского лагеря? И где мы? Темно… Лед везде… Похоже на свежезалитый стадион.
— Повезло? — переспросил я, прислушиваясь.
— Ага. Даже странно: мне — и повезло! — Степан Федорович хихикнул, но быстро оборвал смешок.
