Высадку на фортуганский берег совершили ночью, как и планировалось. Под днищем шлюпки заскрипел песок. Куяница и капканщик, держа высоко над головой кожаные мешки с одеждой и снаряжением, спрыгнули в воду и побрели к берегу, стараясь удержаться на ногах в пене прибоя.
— Живее, живее! — вполголоса поторапливал Куяница.
— Куда это ты торопишься? — прохрипел Атаназиус, отплевываясь: набежавшая волна сбила-таки его с ног.
— Корабль могли заметить. А дамбы постоянно патрулируются верховыми разъездами: ты что, не знал этого, твоя светлость? Нам надо как можно дальше уйти от побережья, пока не рассвело — если ты не хочешь отвечать на каверзные вопросы в ближайшем полицейском участке… Лично мне хватило твоего досточтимого батюшки.
— Как ты догадался? — буркнул капканщик, когда они выбрались на берег.
— Я вообще многое подмечаю; вы со старым герцогом очень похожи лицами, — пояснил шкипер, вытряхивая воду из сапог.
— Придержи язык! — мрачно посоветовал Атаназиус. — И не называй меня «светлостью».
— Да полно; мне-то что за дело… Все равно старый лис купил меня с потрохами! Вот я и предупреждаю, ежели что не так. Мне ведь тоже не улыбается оказаться лицом к лицу с судьей — по обвинению в шпионаже или еще по какому…
— Еще по какому? Похоже, ты изрядно повеселился у себя на родине, прежде чем эмигрировать в Титанию! — хмыкнул капканщик.
— Увы! Мои соотечественники так злопамятны — а виной всему ошибки бурной молодости, ничего более…
— И в чем же тебя могут обвинить? Разбой, контрабанда, убийство?
— О, эти стервятники всегда найдут, к чему прицепиться! А теперь тихо; я, кажется, приметил огонь к востоку от нас.
— Солдаты? — понизил голос капканщик.
— Не обязательно, может, землекопы или строительная команда… Волны размывают дамбу, и время от времени ее приходится подновлять.
Следующий час прошел в молчании. Лазутчики преодолели насыпь, крадучись пересекли дорогу, проложенную по ее вершине, и спустились на просторы болотистой, поросшей камышом и кустарником равнины. Куяница шел впереди, следуя каким-то одному ему известным приметам; Атаназиус время от времени поглядывал на компас, но вскоре бросил эту затею и доверился своему провожатому.
— Передохнем малость, — нарушил тишину шкипер. — Видишь, впереди деревья растут гуще? Там должно быть посуше; устроим привал.
Почва действительно сделалась менее зыбкой, но под ногами все равно хлюпало. Зато раскидистые ивы оказались неплохим убежищем: путники забрались на пологие низкие ветви и устроились там почти с комфортом.
— Жаль, нельзя запалить огня! — передернул плечами Куяница. — Обогрелись бы.
— Ничего, авось не замерзнем… Идти нам еще долго.
— Это верно… Скажи, куда мы держим путь?
— В Воллангаст, как и планировалось. Маршрут при тебе вроде обсуждали…
— Я не о том спрашиваю.
Повисло молчание.
— Может, это и не мое дело, но все же… Хотелось бы знать, какова цель нашего путешествия! — вкрадчиво продолжал Куяница. — Я ведь коренной фортуганец, глядишь — и подскажу чего… Я ищу одного человека. Он скульптор, сейчас живет на вилле неподалеку от Воллангаста.
— И что же? — продолжал шкипер. — Мы собираемся напроситься к нему в гости? Или, может, вломиться в его дом силой? Или — пробраться тайно, во мраке ночи?
— Не знаю! Любое из перечисленного, в зависимости от обстановки. А теперь дай мне немного отдохнуть.
Куяница пожал плечами. Определенно, его спутник не горел желанием делиться с ним планами; впрочем, шкипера это не слишком расстроило. Мечтательно улыбаясь и глядя на луну, он предался размышлениям.
Минут через двадцать капканщик вздохнул и неловко спустился на землю.
— Ладно, пойдем, пожалуй…
— Эй, компаньон! Объясни мне такую вещь: если мы двое — заплутавшие охотники, то почему оружие только у тебя? — спросил Куяница, разминая затекшие мускулы.
— А ты свое потерял! — усмехнулся капканщик. — И ружье, и патронташ — хорошо хоть сам из болота выбрался.
— Надо же, какая незадача… А окажись у меня ствол — да вот хоть мой старый, что торчит из твоей котомки, — глядишь, добыли бы несколько уток; наша с тобой легенда выглядела бы правдоподобнее.
Ответом ему было молчание.
— Между прочим, я был бы рад получить свою гранпистоль обратно.
— Она что, дорога тебе как память о разбойных делишках?
— Ага. Вроде того, — ухмыльнулся шкипер. — Ну так как?
— Посмотрим…
— Готов заплатить хороший выкуп, — не унимался Куяница. — Вещица славная, спору нет; но старая — а ты на эти деньги прикупишь себе кой-что поновее…
— Я же сказал — посмотрим! Там видно будет.
Спустя пару часов путники выбрались из низины на более-менее ровное место. Капканщик с невольным интересом осматривался по сторонам. Тучи разошлись, и вся округа была залита ярким лунным светом — в его лучах болотный пейзаж обрел изысканность старинной гравюры. Куда ни глянь, во все стороны разбегалась сеть узких канав — эти места подвергались осушению; а чуть дальше серебрилась гладь большого канала. Вдоль него, по обеим сторонам, пролегли грунтовые дороги, уводящие к горизонту.
— Как думаешь, сколько мы пройдем до рассвета? — нарушил молчание капканщик.
— Пожалуй, миль десять-двенадцать, если не жалеть ног. Видишь там, вдали, силуэты ветряных мельниц? Наверняка деревенька или хутор. А раз так, значит, и трактир найдется: то, что надо для двух заплутавших охотников!
* * *
Проснувшись утром, Кларисса обнаружила неприятный сюрприз. Украшавший щеки Дабби Дэя пух за ночь обернулся редкой белесой щетинкой — пока еще незаметной, но сделавшей кожу неприятно-шершавой, будто мелкий наждак. Шарлемань, снисходительно улыбаясь, помог справиться с этой проблемой; а после завтрака, состоявшего из густой бобовой похлебки с солониной, усадил своего помощника за изучение итанского языка.
— Мы пока не ставим задачи бегло говорить на кулгушти, — пояснил он. — Ты должен просто вызубрить дюжину фраз, необходимых иностранцу. Кроме того, следует разобраться в письменном итанском — это здорово пригодится, когда будешь заполнять многочисленные анкеты.
Волшебник достал из своего зубастого саквояжа чернильницу, бумагу и связку камышинок.
— У нас принято писать перьями, а в Регистрате — тонко очиненным камышовым каламом, — пояснил он и начертал на листе бумаги шесть знаков.
— Вот. Это — основа кулгушти. И все?! — изумилась Кларисса. Шарлемань покачал головой: — Не совсем. В итанском алфавите тридцать букв; но знаков всего шесть — все остальные представляют собой варианты их написания. Человек, который придумал это, был гением; такой простой и логичной системы нет больше ни у одного народа… Как видишь, каждый знак представляет собой угол или треугольник. Все они одинаковой высоты и размера; если хочешь, чтобы у тебя получалось красиво, — вписывай его в воображаемый квадрат.
