Притянул за шиворот Губерта, сидящего рядом.
— Верно я говорю?
И отпустил, когда тот злобно сверкнул глазами.
Туран, ничего не ответив, медленно повел грузовик к краю площадки.
Когда Разин с Альбиносом вышли из дока, Егор немного пришел в себя, перестал опираться на плечо Альба, распрямил спину и пошагал к сходням, чтобы забраться в рубку. Альб не пошел следом, остановился в паре шагов от ворот, подняв лицо к небу, где плыли низкие облака с розовыми подбрюшьями.
— Чего это с Музыкантом? — спросил Белорус, наблюдая за Альбиносом через щель между листами брони за лобовым стеклом.
Туран, затормозив на краю площадки, облокотился на руль и пожал плечами.
— Хотя конечно. — Белорус кивнул своим мыслям. — Я его понимаю… Слушай, а может, все–таки жахнем?
Туран едва заметно улыбнулся и снова промолчал. Он смотрел на Альбиноса и вспоминал ферму, отца, младшего брата Мику и… атамана Макоту, которого они с Белорусом прикончили четыре сезона назад, после чего занялись нехитрым бизнесом, подались в наемники. Стали за деньги защищать фермеров, охранять караваны торговцев от бандитов и недобитых отрядов кетчеров. Невольно он пытался сравнить Макоту с Губертом, но мысли в голове не складывались, слишком разные были образы. Оба — негодяи, оба мечтали о власти над Пустошью, но шли к ней разными путями. Один хотел стать главой всех бандитских кланов, сколотить из них армию, другой… другой, кажется, метил в боги. И что с ним теперь? Да вот…
Туран повернул голову. Губерт сидел прямо, поджав губы, смотрел невидящим взглядом перед собой. «Гордый», — подумал Туран и отвернулся.
Разин добрался до сходней, отцепил швартовый канат и полез в рубку. Вскоре под днищем загудели турбины, корабль стал приподниматься — нагнетатели наполняли резиновый фартук воздухом. Взревели пропеллеры на корме, задвигались высокие вертикальные плоскости рулевого оперения в стойках по краям. Корабль стал отходить от причала.
Когда вокруг закружилась морось, Альбинос потянулся, глубоко вдохнул воздух и резко опустил руки. Если бы у него была с собой губная гармошка или гитара, он непременно бы попросил Разина вырубить движки. Хоть ненадолго, но чтобы на базе снова воцарилась тишина и он мог сыграть — навеянная этим рассветом мелодия переполняла его. Название для новой песни он пока не придумал, но был уверен, что оно вскоре сложится само собой…
Теперь он знал ответ на вопрос, который заставил его отправиться вместе с Разиным в путешествие. Никакой он не Алви Сид, не сын бывшего управителя Херсон–Града и не мутант из кочевого крымского племени; он — соплеменник загадочных доминантов, хозяев небесных платформ. Вот только как он попал к людям… это еще предстояло выяснить.
Разин немного не рассчитал и вырубил движки, когда корабль вошел в док, который в результате наполнился звенящим рокочущим эхом. Туран поморщился, Белорус крякнул и прижал ладони к ушам. Губерт, сгорбившись на сиденье между напарниками, разевал и закрывал рот, часто сглатывая. Злоба, еще недавно горевшая в его глазах, угасла, казалось, он смирился со своей участью, покорился врагам.
— Погляди, Тур, а Музыкант радуется, вон как лыбится… — заметил Белорус, когда эхо стихло. — Странный он сегодня какой–то, а?
Вместо ответа Туран коснулся рычага переключения скоростей, и грузовик медленно тронулся в сторону корабля, едва тот притерся бортом к краю площадки.
Разин выбрался на широкую палубу, скинул аппарели, чтобы «Панч» мог проехать по ним. Помахал Тиму и удалился в рубку. Белорус распахнул дверцу.
Выбравшись на подножку, он стал командовать, куда править, как держать руль и с какой скоростью двигаться. Туран и без него спокойно закатил бы грузовик на палубу, но сейчас он хотел, чтобы Белорус болтал без умолку, говорил всякую ерунду… В этом был весь Тим Белорус. Туран попросту соскучился по его болтовне. Обретя свободу и оружие, рыжий бродяга — и без того бодрый и подвижный — окончательно воспрянул духом. Он размахивал руками, стоя на подножке, выкрикивал команды. Жизнь снова представлялась Тиму Белорусу чередой приключений — правда, у них было одно особенное свойство, они когда–нибудь кончаются. Но такая неуемная натура, как Белорус, обязательно отыщет на свою рыжую голову что–нибудь новое. Пусть не такое яркое, как предыдущее, но в том, что оно будет опасным, с беготней и стрельбой, Туран не сомневался. Он поддал газу, «Панч» рыкнул, въехал на корабль и остановился.
— Тур, эй! — позвал Белорус. — О чем мечтаешь? Давай самоход крепить.
По палубе забухали шаги, к грузовику подошел Альбинос, волоча за собой бухту троса, и Тим добавил:
— Вон, Музыкант уже вовсю старается.
— Вы только так крепите, чтобы потом сендер сюда еще присобачить, — сказал Альб, протягивая разлохмаченный конец троса.
— Какой сендер? — Тим спрыгнул на палубу. — А, у нас же там, на пароме в развалинах сендер остался… Я и забыл уже.
Он уже взялся за трос, но бросил его, полез в кабину, приговаривая: «Где у нас тут веревочка была? Была, я точно помню…»
Тим связал Губерта и выбрался из машины, Туран с Альбиносом уже размотали к тому времени бухту. Тогда Белорус достал световой нож, взял конец троса и стал, подходя то к одной проушине, приваренной к палубе, то к другой, рубить трос на куски подходящих размеров, а товарищи цеплять его к грузовику, пропуская сквозь проушины.
Когда корабль вышел из дока, вся компания собралась в рубке. Разин, встав за штурвал, спросил:
— Где Губерт?
— В «Панче», — ответил Тим. — Я его связал и окошко в дверце приоткрыл, чтоб природой наслаждался. Пусть отдохнет старикан, а то все в делах, все в заботах…
Корабль стал набирать ход, Разин повернул голову, высматривая на поверхности болота развалины, за которыми они спрятали паром с сендером.
— Тур, а ты помнишь, как мы с тобой встретились? — нарушил молчание Белорус. — Энергион помнишь? Как мы тогда бежали, все рушилось, пол под ногами дыбом становился, а мы бежали, впереди небо маячило, крошечный такой кусочек неба… Помнишь, а?
— Помню, — пожал плечами Туран.
Гул турбин под днищем стал громче, Разин сдвинул какую–то рукоять на приборной панели, и корабль приподнялся еще выше.
— Тур!
— Ну что?
— Я говорю — тогда, на энергионе… так вот, сейчас очень похоже все было. Мы бежали. Музыкант Разина тащил, как тогда Ставро Крючка. А?
— Да помню я, все помню.
— Вот я подумал: похоже… А помнишь Херсон–Град? Как мы лагерь гетманов разнесли? А потом они нас окружили, насели со всех сторон, а ты вдруг лег, в небо уставился…
— Я тогда подумал, что все закончилось и теперь можно просто поглядеть в небо, — кивнул Туран. — Мы сделали все, что нужно, и теперь есть время, чтобы…
— А! Во–во, вот такое же у меня сейчас чувство… Дело сделано, пора бы и… э, а где мой нож?.. — Тим торопливо похлопал по карманам изодранного комбинезона, нащупал выпуклость под одеждой и успокоился. — На месте… Да, так я говорю, вот такое у меня чувство, что все сделали как надо. Сделали, будем говорить, в лучшем виде, разнесли, разломали, кучу народу положили… Теперь бы в небо глянуть самое время, а тут… нету здесь неба, ржавчина одна.
