Гул нарастал. Сквозь него донесся крик.
– Это у кого такой движок может быть? – спросил Макота, берясь за автомат.
Захар наморщил лоб, повернув голову и приставив ладонь к уху.
– Мотоциклетки, кажись… Ага, точно.
С другой стороны на подножку вскочил, подняв копье, Вышиба. Впереди кочевник, стоящий возле склона, за которым начиналась долина гейзеров, что-то выкрикнул и рванулся вбок, потащив за собой ящера. Со склона вылетела приземистая мотоциклетка, кабина которой напоминала большое решетчатое ведро, торчащее посреди треугольной рамы.
Сбоку на кабине висел один из дикарей, отправленных Вышибой на разведку – он вцепился в прутья и уперся в них ступнями, едва не волочась задом по земле. Второй каким-то чудом удерживался на круглой крышке «ведра» и пытался вскрыть ее, просовывая в щель костяной тесак.
– Харьков! – выдохнул Макота, заметив эмблему одного из оружейных Цехов, грубо намалеванную на передке мотоциклетки.
Вышиба, удерживая копье в согнутой руке над плечом и снизу вверх глядя на атамана, спросил:
– Враги?
– А то! – гаркнул Макота, вскидывая автомат. – Вали их!
Он еще не успел договорить, а вождь с громким выдохом метнул копье.
Рука рванулась вперед с неуловимой для глаза скоростью. Шелестнул воздух, и обмотанный тонкими полосками кожи арматурный прут вломился в кабину мотоциклетки.
Машина качнулась и на полном ходу резко повернула. Заднюю часть подбросило, кочевники соскочили, покатились в разные стороны, а мотоциклетка опрокинулась, смяв кабину в гармошку. Остро запахло соляркой; движок взревел надсадно, плюнул дымом и заглох.
– Ха! – выдохнул вождь самодовольно, соскочил с подножки и бросился к машине, но остановился, когда атаман крикнул:
– Стоять!
Вышиба оглянулся, как и несколько спешивших к машине кочевников.
– Всем на месте! – повторил Макота и полез вниз.
Вооруженный обрезом Стопор, выпрыгнув из «Панча», последовал за хозяином. Оказавшись возле машины, Макота присел на корточки, осторожно заглянул сквозь погнутые прутья, просунул между ними ствол автомата, пошевелил внутри и выпрямился.
– Двое их там, оба того, – сказал он, обернувшись к Стопору с Вышибой. – Так… и че это значит? Вы двое – а ну сюда!
Спрыгнувшие с мотоциклетки разведчики подошли ближе, явно напуганные гневным видом человека-демона, и когда Макота шагнул к ним, повалились на колени. Вышиба заговорил на наречии людоедов, разведчики стали отвечать, и в конце концов вождь сказал атаману:
– Идут, туман. Бело-бело. Слыхать: шум. Зверь железный – прыг! Они на зверь: прыг! Чтоб не топтал их. Потом ты видеть.
– Видеть… – проворчал Макота, отворачиваясь. – Да уж видеть потом. И это чё же, разведчики у тебя такие? Вместо того чтоб тишком там пробраться, разведать толком…
– Макота! – позвал стоящий на подножке «Панча» Захар, и атаман пошел обратно.
– Че?
– Мотор гудит.
– Еще мотоциклетка?
Механик отступил вбок, когда хозяин забрался на подножку рядом с ним.
– Нет, мощней движок. Что-то большое едет, тяжелое.
Судя по звуку, вторая машина двигалась не напрямик через долину гейзеров, но объезжала ее и вот-вот должна была показаться на краю склона по левую руку от лагеря.
– Давай за руль, – приказал Макота и, соскочив, побежал вокруг кабины. – Стопор – внутрь лезь! Вышиба, прикажи своим, чтоб за нами держались. Чтоб вперед не лезли, понял?
Вожак закивал, и Макота залез в кабину.
– Захар, врубай и прямо на них! – скомандовал он, включая монитор локации.
* * *
Подходя к отсеку, где находились бандиты, Дерюга замедлил шаг. Что-то необычное происходило на Корабле. То есть он, конечно, не очень-то разбирался в местной жизни и не слишком ясно представлял себе, что здесь обычно, а что нет, но все же – разве это нормально, когда толпа прокторов и харьковчан, ощетинившись стволами, ходит от одних ворот к другим, заставляет сидящих внутри открывать их и обыскивает отсеки? Нет, наверняка не нормально!
Он пошел быстрее – до нужного помещения оставалось недалеко. Часть перегородок и переборок в трюме были целиком выломаны либо в них сделали большие дыры-проходы, и получился очень просторный коридор с длинным рядом раздвижных ворот в одной стене. За воротами были отсеки, которые обычно занимали богатые караванщики, приехавшие в Арсенал для торговли, а под второй стеной находились лавки со всякими запчастями для машин и кабаки, где можно было выпить матэ, выращенного на жаркой верхней палубе железного гиганта, поесть и покурить дурман-травы. Коридор этот местные обитатели называли Трубой, и Дерюга помнил, какое оживление царило здесь, когда бандитский караван только въехал в Корабль, да и позже, когда вместе с Крючком он сопровождал атамана к Графу. Но теперь… почему людей совсем нет, почему большинство лавок и кабаков закрыты и хозяева их настороженно выглядывают из решетчатых окошек, провожая Дерюгу взглядом? Впрочем, когда он прошел мимо бригады прокторов и цеховых бойцов, которая медленно переходила от ворот к воротам и обыскивала отсеки, его не окликнули, не заставили остановиться, хотя и посмотрели с подозрением, особенно харьковские.
Он достиг нужных ворот и заколотил кулаком по калитке. В тишине, нарушаемой лишь шагами вооруженных людей, стук далеко разлетелся по огромному коридору, тускло озаренному редкими, горящими вполнакала прожекторами.
За калиткой было подозрительно тихо. Дерюжка несколько раз врезал по ней ногой. Железная ставенка на окошке сдвинулась, из-за решетки на гостя уставился Кабан. Когда-то он участвовал в нападении на ферму, где бандиты перебили всех, включая стариков и детей – но перед тем хозяин фермы успел крест-накрест перетянуть беднягу Кабана, еще не носившего этой клички, своим тесаком. После этого бандита перекосило так, что и родной папа не узнает. Потерявшие форму рыхлые губы выпятились вперед и напоминали свиное рыло, нос вывернуло ноздрями наружу, кожу на левой щеке шрам стянул книзу, глаз с той стороны сполз и находился теперь заметно ниже, чем правый. Говорил Кабан с трудом, все больше шамкал да шепелявил, и роль толмача при нем выполнял Бирюза – молодой бандит, такой же неопытный в делах клана Макоты, как и Дерюжка когда-то. Они даже вроде как дружили раньше, но после Удачливый Дерюга в гору пошел, а длинный, нескладный, неловкий Бирюза так и остался мальчиком на побегушках при Кабане.
– Фы! – удивился Кабан. – Фиюва, отфыфай!
Лязгнули засовы, заскрипел замок, и калитка распахнулась. Покосившись на прокторов и харьковчан, подходящих к соседним воротам, Дерюга нырнул внутрь и захлопнул ее за собой.
– А фофальные фте?
Стоящий рядом Бирюза, одетый лишь в закатанные до колен штаны, с мокрыми волосами и лицом, перевел:
