– Акча, здесь стой, – бросил Макота, когда дикарь-охранник распахнул перед ним ведущую в цистерну дверь. – Дерюга придет – ко мне пропустишь. Кабан, кликни Харунжия. И скажи Матрене, чтоб вина нам подала с этими… с пирожанами ее.
Харунжием звали хозяина Квадрата. Хитрый старик первым покорился Большому Хозяину и отдал почти все, что накопил, владея гостиницей, а также согласился делиться половиной всех доходов – и потому не только сохранил Квадрат (хотя одну из шести составляющих гостиницу цистерн атаман реквизировал для себя), но и стал при Макоте счетоводом, ведающим всеми его доходами да расходами.
Когда атаман вошел в большую круглую комнату под крышей, там с веником в руке стояла худая черноволосая женщина – молодая, красивая, но с изможденным лицом и кругами под глазами. В коротком платье, порванном на груди. Это была жена одного из крупных торговцев наркотиком мамми, которого вместе с братом Матрены Макота собственноручно убил несколько дней назад за то, что попытались скрыть часть доходов, облагаемых податями, которые наложили на каждую лавку и каждый притон.
Она вздрогнула, когда Макота шагнул внутрь, и отпрянула.
– Че трясесся? – ухмыльнулся он. Ему нравилось, когда его боялись. – Сейчас Дерюга с Харунжием придут, на балкон их проведи. Помоги Матрене на стол накрыть. А вечером чтоб ни ногой наружу, ясно? Я к тебе приду в постельку.
Женщина задрожала, а Макота, тут же позабыв про нее, вышел на балкон. Его склепали из арматуры и листов жести, пол накрыли ковром, поставили стол, стулья и кресла для хозяина.
Сверху Макота увидел, как к Квадрату едет небольшой, плюющий черными клубами гари сендер. На сиденье гордо выпрямился Дерюга. Услышав шаги за спиной, атаман обернулся – это была толстая служанка по имени Матрена, прислуживающая атаману. Вместе с черноволосой женщиной они внесли большой поднос, поставили на стол стеклянный графин с красноватым арбузным вином, стаканы и большой толстостенный бокал. Посреди стола водрузили большое блюдо с пирожными, накрытыми шапками воздушного белого крема, будто маленькими облачками.
Двигатель сендера смолк под цистерной. Женщины вышли, пропустив в дверях Харунжия. Застучали подошвы сапог по лестнице, и в покоях атамана возник Дерюга; не обращая внимания на женщин, которые вынуждены были отступить в разные стороны, он прошел между ними и тоже шагнул на балкон.
– Докладывайте, – велел Макота, усаживаясь в кресло и берясь за полный до краев бокал. Именно из такой посуды атаман привык пить фермерское пиво и не видел причин отказываться от своих привычек. – Ты первый.
Харунжий был тихим незаметным старичком, почти беззубым. Говорил всегда негромко и часто потирал сухие морщинистые ладошки. У Макоты он вызывал смесь уважения и презрения. Владелец гостиницы был докой во всяких циферках, в счетах и подсчетах, умел вычитать убыль из прибыли, умножать и делить, то есть разбирался в таких штуках, каких атаман совершенно не сек.
– Скоро урожай арбузов снимать будем, – поведал Харунжий, садясь с другой стороны стола. – Надо точно подсчитать, сколько телег выйдет.
– Ты мне точно подсчитай, сколько денег за них выручим! Лавки на западной стороне все заплатили?.. Да хватит обжираться, а ну положь!
Последние слова были обращены к Дерюге – с детства обделенный всякими сладостями, тот от пирожных Матрены шалел и набрасывался на них, как бойцовый мутафаг на свежую порцию дурманной кашицы.
Помощник, весь вымазанный в креме, поспешно запихнул в рот второе пирожное, рукавом вытер вспотевшее лицо и запил вином.
– Четыре заплатили, – подтвердил Харунжий, положив на стол туго набитый кошель. – Двадцать две серебряные гривны и три золотых. Не заплатили Макой с Анатолием.
Вслед за кошелем сухонькая маленькая ручка его быстро подтолкнула к Макоте квадратную дощечку, покрытую записями. Старик делал их мелом, а после переносил в большую счетоводную книгу. Атаман сунул кошель в карман, нахмурился, отставив бокал, придвинул дощечку и вперил в нее взгляд. Какие-то каракули – не то циферки, не то буквы… Читать Макота не умел и письменного счета отродясь не знал, но глядел очень внимательно и строго, будто проверяя каждую строчку. Он не заметил, как насмешливо блеснули глаза Харунжия, видевшего, что грифельная доска лежит перед Большим Хозяином вверх ногами.
Дерюга украдкой запихнул в рот третье пирожное, сжевал, давясь кремом и раскрасневшись от усердия, снова вытер лицо рукавом. Хлебнул вина. Атаман, отодвинув дощечку, поднял голову.
– Макой и Анатолий? – повторил он.
– Макой плетильную мастерскую держит, – пояснил Харунжий. – Бочки из стеблей делает, корзины, носилки всякие. Должен три гривны за четыре декады. Анатолий…
– Кузнец, – припомнил атаман. – Так почему не платят они?
Харунжий пожал узкими плечиками и, откинувшись на спинку стула, сделал короткий жест в сторону Дерюги – такими вещами, как выбивание податей из лавочников, занимался тот со своей бригадой.
Дерюга сказал, не дожидаясь вопроса хозяина:
– Макота, я это дело улажу.
– Уладишь? – повторил атаман и вновь, как прежде, в груди его стала подниматься ярость, но если раньше он никогда не давал себе труда сдерживать ее, то теперь все чаще не позволял чувству выплеснуться наружу – положение обязывало. – А почему до сих пор не уладил?
– Из-за того что строим мы, – пояснил Дерюга. – Восточные ворота переделываем и стену. Мои люди почти все там заняты, надзирают они, чтоб рабы не разбежались. Далеко ведь ходят с тачками, до самого карьера, ну и надо ж следить… Очень заняты мы там. Но бригадир каменщиков клянется, что через два дня закончат со стеной, только ворота останутся, тогда и я освобожусь, и люди мои… Вот и возьмемся за лавочников.
– Раньше за них взяться надо было!
– Но мне он только вчера сказал! – Дерюга кивнул на Харунжия.
– Вчера истек последний срок оплаты, – пояснил тот.
Макота размышлял, хлебая вино. Не к лицу ему теперь влазить в такие мелкие дела, как задержка с податью от кузнеца и плетильщика. Этим Дерюга пусть занимается. Но, с другой стороны, если во все не вникать, то помощник слишком много власти себе заберет… Ишь – «мои люди»! Все люди на Мосту – Макоты, а не его!
С внезапно пробудившимся подозрением Макота искоса глянул на Дерюгу. А вдруг тот бунт замышляет?! – мысль кольнула, будто иголкой в мозг ткнули. Или не бунт, скорее, этот… переворот! Тихий такой – просто найдут Макоту утром в постели мертвого да и все. А Большим Хозяином заделается Дерюга.
Да нет, не может быть! Кишка тонка у молодого для таких дел. Вон как на пирожные косится, сопляк, три умял – а ему все мало. Но упускать из виду его все равно нельзя, потому что кишка – дело такое, поначалу она тонка, а потом может и растолстеть.
– Макота, – позвал помощник, – что с рабами делать будем?
– С рабами? – повторил атаман, отвлекаясь от своих мыслей.
