Перепрыгнув через одну из крупных десантных капсул, предназначенных для биоморфов, монстр наконец вздернул голову и повертел ею, высматривая пригнувшегося сержанта. Все-таки Фред здорово повредил ему глаз плазмой, и угол обзора у чудовища сильно сократился. Не медля ни мгновения, Купер вытянул руку в сторону противника и поймал его шею в прицел, однако выстрела не последовало. Вместо того чтобы послать заряд в захваченную цель, бластер вдруг начал раздувать плазменные железы, словно самец лягушки во время сезона спаривания. Сегодня абсолютно все морфы были против людей, даже заслуженный старина Гарри.
Плазменный метатель не реагировал больше ни на какие мыслекоманды, поэтому старший сержант, не тратя зря времени, широко взмахнул левой рукой, увенчанной косой с зубцами на лезвии, и обрушил ее на правую конечность экзоскелета, обвитую Малышом Гарри. Псевдохитиновые зубцы имели алмазную твердость и бритвенную остроту, поэтому бластер с одного удара рассекло пополам. Гарри обмяк, глаза его закатились, однако плазменные железы продолжали стремительно раздуваться: похоже, этот биопроцесс достаточно было только запустить, чтобы он самоподдерживался даже после смерти метателя. Шишковатые наросты по сторонам головы бластера непомерно разбухли и приобрели багровый цвет, они могли взорваться в любую секунду, выжигая все вокруг в радиусе нескольких метров. Мастер-сержант судорожно задергал правой рукой, пытаясь стряхнуть заклинившее штатное оружие, в одно мгновение превратившееся в бомбу с часовым механизмом, и биокаркас послушно повторил все его движения. Но разрубленный надвое бластер словно прирос к шершавой конечности экзоскелета; даже мертвый, Малыш Гарри стискивал руку хозяина так крепко, что отодрать его оказалось невозможно.
Потерявший противника из виду Сердитый Алеша стрекотал совсем близко, переворачивая разбитые десантные капсулы. Примерившись, мастер-сержант резко ударил пилой левой конечности о правую. Потом еще и еще раз, в то же самое место, пока обвитая плазмометом лапа не треснула. Это был весьма рискованный трюк – промахнувшись и ударив чуть ближе к себе, Фред мог отрубить собственную руку, которая была короче длинной конечности экзоскелета. Однако если бы он замешкался и не стал предпринимать ничего, он наверняка потерял бы голову.
Заслышав возню и треск, гигантский биоморф отшвырнул в сторону капсулу, за которой сидел Купер. В этот момент повисшая на мускульных нервах полуотрубленная лапа наконец отделилась от биокаркаса легионера и, кувыркнувшись в воздухе, рухнула на грунт, подняв облако пыли. Подцепив другой рукой упавший кусок экзоскелета с прикипевшим к нему Малышом Гарри, мастер-сержант с протяжным стоном швырнул его в морду атакующему псевдобогомолу.
Во время плазменного или кислотного обстрела заложенная в примитивное сознание Сердитого Алеши нейропрограмма заставляла его инстинктивно прижимать голову к груди, а бронированные лапы к животу, чтобы защитить шею и внутренние органы. Внешний псевдохитиновый покров боевого биоморфа выдерживал до трех плазменных попаданий подряд и лишь после четвертого вызывал болевой шок. Однако никакого обстрела в данный момент не было, поэтому когда в Алешу полетел отрубленный плазмомет, богомол приготовился просто отбить его в сторону, для лучшего прицела подняв голову и коротко взмахнув длинной лапой.
В ту же секунду плазмомет взорвался.
Сначала Купер решил, что ослепительной плазменной вспышкой экзоскелету выжгло глаза – он больше ничего не видел, кроме непроницаемого мрака. Но потом понял, что все намного хуже. Судя по всему, биокаркас в последнее мгновение перед взрывом успел опустить глазные щитки, однако после этого тоже перестал отвечать на мыслекоманды и мускульные усилия своего хозяина, и мастер-сержант ощутил себя заточенным в суперпрочном гробу по форме собственного тела. Прошло несколько секунд полной неподвижности в абсолютной тьме и отчаянии, а потом экзоскелет начал судорожными рывками сжимать могучие мышцы, словно стремясь отомстить легионеру за причиненное увечье. В сознании задыхающегося Купера мелькнул обрывок разговора с покойной Ларой Розен перед посадкой в капсулы. То, что он сказал ей тогда, было неправдой. Слишком часто у десантников на самом деле есть время осознать собственную смерть во всем ее величии и ужасе. Бесконечные секунды, если не минуты, медленного и неотвратимого умирания. И смерть эта, неумолимое приближение которой успеваешь ощутить сполна, всегда невероятно мучительна и страшна. Теперь неправоту собственных слов старший сержант ощущал на собственной шкуре.
Мышцы экзоскелета сжимались все сильнее, вдохнуть не было никакой возможности, грудную клетку сдавило так, что перед глазами поплыли красные круги. Купер рвался и дергался изо всех сил, пытаясь выиграть еще хоть полсекунды жизни, но все его усилия были тщетными – мощь и крепость искусственного тела, внезапно превратившегося в чудовищный саркофаг, многократно превышала его собственную. Ослабевая с каждым мгновением, мастер-сержант еще сражался с собственным скафандром, однако уже понимал, что обречен. Организм продолжал бессмысленную борьбу, хотя сознание уже смирилось с неизбежным.
Уж Купер-то в отличие от некоторых задохликов из своего взвода в любом случае не собирался жить вечно.
Глава 6
Кот и мыши
Точечный импульс подпространственного нуль-сигнала за доли секунды пронзил сотни парсеков межзвездного пространства, зацепил полыхающую корону двойной звезды, ионизировав участок ее разреженной плазмы, многократно усилился, вновь проколол пространство и на выходе из «кротовой норы» был захвачен комплексом приемных биоустройств имперского военного ретранслятора Мудрый Мбанго, который дрейфовал в двух прыжках от Метрополии, пошевеливая рудиментарными ластами, словно гигантская добродушная черепаха.
– Принят кодированный сигнал с Малышки Эми, – доложил вахтенный связист дежурному офицеру. – Ударная группировка Четвертого флота.
– Сливай напрямую в Адмиралтейство, – распорядился офицер. – Красный приоритет. Говорят, у них там было жарко. – Он покачал головой. – Даже по меркам Звездного Легиона…
Ретранслированный сигнал с одного из крейсеров, участвовавших в операции на Арагоне, поступил в Адмиралтейство в тот момент, когда Фань Юшенг мрачнее тучи заканчивал обед в столовой для высшего офицерского состава. На запястье у полковника настойчиво завибрировал коммуникатор. Отложив серебряный десертный нож, Юшенг принял вызов.
– Гражданин полковник! – на крошечном мониторе возникло перекошенное то ли от волнения, то ли от помех лицо дежурного офицера связи Адмиралтейства. – Срочное донесение! Красный приоритет!..
– Хорошо. Скиньте мне на коммуникатор, – хладнокровно произнес полковник. – Я доложу адмирал-командору.
Монитор погас, и через пару секунд коммуникатор коротким писком сообщил о приеме данных.
На самом деле спокойствие помощника адмирал-командора было показным. Красный приоритет донесениям просто так не назначают. Юшенг сразу заподозрил, что информация может быть связана с пропавшей ударной группировкой Четвертого флота. В Адмиралтействе любых сведений об этом ждали как манны небесной – никто не понимал толком, что произошло на Арагоне. Не обладая достаточными данными о случившемся, адмирал-командор пока воздерживался от каких-либо комментариев и поспешных шагов. Последней поступившей с Арагоны информацией было донесение контр-адмирала Потоцкой о бойне на поверхности планеты и потере десантных кораблей. Никаких других известий не поступало оттуда уже несколько часов. Высшее руководство Адмиралтейства раскололось на два лагеря: одни выступали за немедленную термоядерную бомбардировку Арагоны, другие предлагали выслать туда дополнительные штурмовые силы, чтобы выяснить, наконец, что же там происходит. Папаша Лювиг не поддержал ни тех, ни других. Он был опытным стратегом и не любил пороть горячку. Многолетняя практика подсказывала ему, что ожидание порой может принести гораздо более ценные плоды, чем активные действия сгоряча. В конце концов, Герой Империи адмирал Гомес однажды тоже забрался со своей флотилией в глухой угол Галактики, где мощное реликтовое излучение двойного гиганта не позволяло импульсам нуль-сигнала прокалывать пространство, и адмирала две недели считали погибшим в битве с бекарианами. Пять часов безвестного отсутствия ударной группировки Четвертого флота – не тот срок, чтобы поддаваться панике. Панике не стоило поддаваться в любом случае. Однако, учитывая сопутствующие обстоятельства, беспокоиться уже следовало начинать, и очень серьезно.
