Двадцати одного года от роду Лу покинул давшую ему это образование фирму «Хауэлл и Ко», основал вместе с двумя братьями малое предприятие по производству дамских сумочек и начал выпускать изделия из крокодиловой кожи, получаемой им по контракту от Р.-Г. Соломона, ньюаркского короля по выделке кордовских и крокодиловых кож. Какое-то время казалось, что предприятие будет, скорее всего, приносить неплохой доход, но кризис пошатнул дела компании, и трое дерзко-предприимчивых братьев Лейвоу обанкротились. Когда несколько лет спустя появилось новое кожгалантерейное дело «Ньюарк-Мэйд», его создателем был уже только один Лу Лейвоу. Он скупал в секонд-хэнде дешевые кожаные сумочки, перчатки и пояса и потом продавал их: по выходным — с тележки, вечерами — просто стучась в дома и предлагая товар на пороге.
Даун-нек — похожий на полуостров выступ к востоку от Ньюарка, где всегда оседала каждая свежая волна иммигрантов, — представлял собой низину, с севера и востока ограниченную рекой Пассаик, а с юга — солончаковыми болотами; он был местом, где жило немало итальянцев, занимавшихся на родине перчаточным ремеслом, и Лу договорился с ними о надомной работе. Из поставляемых им кож они кроили и шили дамские перчатки, а Лу торговал ими, разъезжая по всему штату. К началу войны он владел уже мастерской на Уэст-Маркет-стрит, и целый штат, состоящий из итальянских семей, занимался там шитьем детских перчаток. Бизнес был второсортный и приносил очень мало дохода, но в 1942 году неожиданно привалила удача — заказ на поставку черных кожаных перчаток для армейских женских соединений. Получив его, Лу арендовал помещение старой зонтичной фабрики — прокопченное за пятьдесят лет до черноты четырехэтажное здание на углу Централ-авеню и Второй улицы, а вскоре выкупил его и сдал верхний этаж компании, занимавшейся производством застежек-молний. Бесперебойный поток перчаток потек из цехов «Ньюарк-Мэйд», и каждые два-три дня подъезжавший к задним дверям грузовик увозил очередную порцию продукции. Еще большей удачей, чем получение правительственного заказа, явилась выгодная сделка с магазином Бамбергера. «Ньюарк-Мэйд» сумела проникнуть к «Бамбергеру» и стала главным производителем продаваемых там тонких дамских перчаток благодаря неожиданной и невероятной беседе, состоявшейся между Лу Лейвоу и Луисом Бамбергером. На торжественном обеде, данном в честь Мейера Элленстайна, крупного городского функционера с 1933 года и единственного за всю историю Ньюарка мэра-еврея, один из старших служащих Бамбергера узнал о присутствии среди приглашенных отца Шведа Лейвоу и, подойдя, поздравил с тем, что газета «Ньюарк ньюс» назвала его сына лучшим баскетбольным центровым округа. Поняв, что ему представляется уникальный шанс мгновенно одолеть все препятствия и оказаться на вершине, Лу Лейвоу проявил находчивость и тут же, во время обеда, удостоился представления легендарному Л. Бамбергеру, основателю самого крупного универмага Ньюарка, бизнесмену, на свои деньги подарившему городу музей и значимому для проживавших здесь евреев так же, как Бернард Барух — благодаря своей близости с Франклином Делано Рузвельтом — для всех евреев страны. По слухам, муссировавшимся в округе, великий Бам всего лишь пожал Лу руку и задал два-три вопроса (о Шведе), но и этого было достаточно, чтобы Лу Лейвоу осмелился заявить напрямую: «Мистер Бамбергер, качество и цена нашей продукции превосходны. Давайте договоримся о продаже вам наших перчаток». И еще до конца месяца «Ньюарк-Мэйд» получила заказ: для первого раза на пятьсот дюжин пар.
К моменту окончания войны «Ньюарк-Мэйд» (и спортивные достижения Шведа тут были немаловажны) приобрела репутацию одной из наиболее уважаемых фирм-производительниц дамских перчаток к югу от Гловерсвилла, штат Нью-Йорк. Туда, в сердце перчаточного дела, Лу Лейвоу поездом (через Фултонвилл) отправлял купленные им кожи, и их обрабатывали танином на лучшем кожевенном предприятии, которое только существовало в этой отрасли. А через десять с гаком лет, в 1958 году, заработала новая фабрика в Пуэрто-Рико, и Швед стал молодым президентом компании, каждое утро приезжавшим на Централ-авеню из своего дома, стоящего далеко за пределами городских окраин, примерно в тридцати милях к западу от Ньюарка. Владелец фермы площадью в сто акров, раскинувшейся среди тихих холмов за Морристауном, в облюбованном богачами сельском Олд-Римроке, штат Нью-Джерси, он был своего рода первопроходцем, ох как далеко ушедшем от сыромятни, в которой дедушка Лейвоу начинал свой трудовой путь в Америке, соскребывая подшерсток с вымоченных в огромных чанах шкур и добиваясь, чтобы они стали в два раза тоньше.
Получив аттестат Уиквэйкской средней школы в июне сорок пятого, Швед на другой же день записался в морскую пехоту и был полон надежды принять участие в операциях, которые положат конец войне. Поговаривали, что родители пришли в ужас и умоляли его одуматься и пойти не в морскую пехоту, а во флот. Ведь даже если он переживет махрово цветущий в морской пехоте антисемитизм, сумеет ли он пережить еще и высадку в Японии? Но Швед твердо стоял на своем. Втайне от всех он сразу же после Пёрл-Харбора принял решение повести себя как мужчина и патриот и пойти (если война еще будет длиться) туда, где место только храбрейшим из храбрых. Когда курс подготовки в тренировочном лагере на Пэррис-Айленд, штат Южная Каролина, уже шел к концу (ходили слухи, что морская пехота высадится на японском побережье 1 марта 1946 года), на Хиросиму сбросили атомную бомбу, и остаток срока Швед провел там же, на Пэррис-айленд, в роли «инструктора по досугу». Перед завтраком он в течение получаса проводил в батальоне утреннюю гимнастику, по вечерам раза два в неделю устраивал для развлечения боксерские поединки, но большую часть времени играл за свою базу, разъезжая по всему Югу и сражаясь с разными армейскими командами: зимой — в баскетбол, летом — в бейсбол. Проведя в Южной Калифорнии около года, он обручился с ирландкой из католической семьи. Отец девушки, майор в подразделениях морской пехоты и бывший тренер футбольной команды, стремясь удержать классного игрока на Пэррис-Айленд, устроил его на непыльную должность инструктора по строевой подготовке. Но за несколько месяцев до демобилизации Шведа его отец прибыл на Пэррис-Айленд, прожил неделю неподалеку от базы в отеле «Бофорт» и отбыл только после расторжения помолвки Шведа с мисс Данливи. Вернувшись в сорок седьмом домой, Швед поступил в Упсала-колледж, город Ист-Орандж, — двадцатилетний, не обремененный женой-христианкой и еще больше, чем прежде, купающийся в лучах славы. Еврей, сумевший стать инструктором по строевой подготовке в частях морской пехоты, и не где-нибудь, а в самом суровом на свете военном лагере! Морских пехотинцев куют в лагерях подготовки, и одним из ковавших был Сеймур Ирвинг Лейвоу.
Мы знали об этом, потому что таинственным образом Швед по-прежнему жил в коридорах и классах своей школы, учеником которой в это время стал и я. Помню, как два-три раза мы с приятелями ездили по весне в Ист-Орандж на Викинг-филд и наблюдали за домашними субботними матчами упсальских бейсболистов, где Швед был не знающим промахов подающим и блистательным первым базовым. В одном из матчей против Муленберга он трижды выбил мяч за пределы поля. Так что, завидев на местах для публики солидного мужчину в строгом костюме и шляпе, мы тихонько шептали друг другу: «Клубный агент, представитель клуба». Уже уехав из города и учась в колледже, я узнал от оставшегося дома приятеля, что Шведу предлагали контракт с молодежным клубом «Гиганты», игравшим в группе А-2, но он предпочел работу в отцовской фирме. Несколько позже родители рассказали мне, что Швед женился на «Мисс Нью-Джерси». Ее участию в конкурсе на звание «Мисс Америка-49» предшествовало завоевание титула «Мисс округ», а еще раньше — титула «Королева весны», которым ее наградили в Упсале. Сама она из города Элизабет. Шикса. По имени Доун Дуайр. Он таки своего добился.
