— Что ж, умно. Особенно насчет волнений нравственного порядка. Одна беда: у тебя нет и малейшего понятия о том, что между нами было. Только из-за того, что он человек, облеченный властью, ты автоматически отказываешь ему в каких бы то ни было эмоциях. Но, знаешь ли, бывают люди, наделенные и могуществом, и сильными чувствами. Мы встречались с ним по два раза в неделю, и длилось это два года. Встречались порой чаще, но никогда реже. И это был раз и навсегда заведенный порядок, и все у нас складывалось просто замечательно. Ты, конечно, не веришь, что такое бывает, не правда ли? А даже если бывает, ты все равно считаешь, что это не имеет никакого значения. Но такое бывает — было и в нашем случае, причем имело для него куда большее значение, чем все остальное.
— Но все это ушло в прошлое, правда? И ты уже готова была его оттолкнуть? Ты начала бояться, ты начала испытывать отвращение… О том, как он тобой манипулировал, давай умолчим. Для тебя, Элен, куда важнее оказалось другое: ты исчерпала собственный лимит терпения.
— Не исключено, что я ошиблась. Что я чересчур сама над собой расчувствовалась. Или, незаметно для себя, украдкой, взлелеяла некую несбыточную надежду. Может быть, мне стоило остаться, стоило превысить свой лимит и удостовериться, что на самом деле никакое это не превышение.
— Ты не смогла бы так поступить, — возражаю на это я. — И ты так не поступила.
Ну и кто же из нас двоих сильнее расчувствовался?
Судя по всему, именно умение наносить болезненные уколы озвученными воспоминаниями в сочетании с даром ставить человека в сексуальную зависимость от себя и делает Элен настолько неотразимой. И наша неспособность разбежаться в разные стороны, вечная моя неуверенность в ней, ее неглубокость и феноменальное тщеславие — все это меркнет перед благоговением, которое мне внушает молодая красавица с бурным прошлым, азартно рисковавшая, крупно выигрывавшая и столь же крупно проигрывавшая, но так и не утратившая вкуса и аппетита ни к жизни, ни к любви. И, конечно же, ее красота как таковая. Разве Элен не самая прекрасная и самая желанная женщина из всех, кого я когда-либо знал или хотя бы видел? Имея дело с особой, внешне столь привлекательной, от которой я не могу отвести глаз, даже когда она всего — навсего пьет утренний кофе или набирает номер по телефону, чье малейшее движение вызывает во мне столь ошеломляющий чувственный отклик, я вправе надеяться на то, что меня больше никогда не потянет на поиски свежих ощущений в пресловутые притоны разврата. И разве не такую чаровницу, как Элен (а точнее, ее саму!), я начал искать еще в колледже, когда припухлая нижняя губка «Шелковой» Уолш увлекла меня за собой из университетского кафетерия в гимнастический зал и, наконец, в прачечную женского общежития? Разве не так она хороша, что на ней, и только на ней, я смело могу сфокусировать все свое томление, все свои восторги, все свое любопытство и всю свою похоть? Если не на Элен, то на ком же? Кто способен заинтриговать меня сильнее? Потому что, увы, мне по-прежнему хочется, чтобы меня интриговали и интриговали.
Вот разве только, если мы поженимся… содержательная сторона наших отношений мало — помалу пойдет на убыль, не правда ли? Всё углубляющаяся интимность, взаимные клятвы и обоюдные импульсы, позволяющие нам оставить упрямые наскоки на оборонительные редуты партнера, да и сами редуты… Разумеется, игра оказалась бы менее рискованной, будь Элен чуть меньше такой или чуть больше не такой но, как я поспешно напоминаю себе (полагая, будто смог взглянуть на ситуацию глазами взрослого человека), такими, и только такими, мы друг другу достались в суровой реальности. Кроме того, как раз то, что я называю «неглубокостью» Элен и ее «феноменальным тщеславием», привлекает меня в ней сильнее всего! Выходит, мне остается только надеяться на то, что «различия во взглядах» (каковые, с готовностью признаю, чаще всего я первый начинаю подчеркивать и всячески драматизировать) будут и впредь более-менее мирно уживаться со страстным влечением друг к другу, которое до сих пор не исчезло и даже не пошло на убыль вопреки нашим отчаянным спорам, выдержанным, как катехизис, в форме вопросов и ответов. Мне остается только надеяться, что как я заблуждался прежде относительно ее истинных мотивов, так ошибаюсь и теперь, предполагая, будто она втайне рассчитывает увенчать законным браком длительную связь с этим своим «нежалким» гонконгским Карениным. Мне остается только надеяться, что замуж она хочет выйти все — таки за меня, а значит, не считает меня всего-навсего временным прибежищем от дальневосточного прошлого, утрата какового едва ее не прикончила. Мне остается только надеяться (потому что наверняка мне знать ничего не дано), что в постель она ложится все же со мной, а не с воспоминаниями о губах, руках и члене самого неописуемого из всех ее любовников, который готов был убить жену, лишь бы возлюбленная принадлежала ему всецело.
По-прежнему в сомнениях и надеждах, в желаниях и страхах (живо представляя себе самые блаженные моменты поджидающего меня будущего в одно мгновение и самые страшные — в другое), я женюсь на Элен Бэрд через три полных года, через три года, полных надежд и сомнений, желаний и страхов. Есть мужчины вроде моего отца, которым достаточно взглянуть на женщину, стоящую у рояля, чтобы мгновенно решить: «Она будет моей женою!», но есть и другие — те, кто со вздохом произносит: «Да, это она», — только после миллиона терзаний и колебаний, включая и неизбежную промежуточную станцию, на которой они приходят к мысли о том, что с предполагаемой избранницей необходимо раз и навсегда расстаться. Я женюсь на Элен, достигнув той стадии, на которой груз накопленного опыта и здравый смысл навязывают мне решение уйти от нее подобру-поздорову со столь тяжкой, столь монументально тяжкой категоричностью и однозначностью, что я просто-напросто не могу представить себе и дня, прожитого без нее. Лишь придя к окончательному и непреложному выводу о том, что с нею пора порвать, причем немедленно, я обнаруживаю, что за предыдущую тысячу дней, проведенных в нерешительности, я уже успел срастись с ней вершками и корешками: я обнаруживаю, что наш «пробный брак», со всеми его колебаниями и сомнениями, затянувшийся на три года, уже насыщен событиями такой важности и интенсивности, каких иной паре в законном браке хватило бы на полвека. И тут-то я и женюсь на Элен — а она выходит за меня замуж — в момент полной опустошенности, граничащей со столь же полным бесчувствием, в момент, настигающий любую пару, которая долгие годы пребывает в рамках строго отрегулированных и вместе с тем напоминающих лабиринт отношений, кои подразумевают наряду с прочим проживание под разным кровом и совместно проводимые отпуска, заверения в безумной любви и размолвки, сопровождаемые внезапным уходом на ночь глядя, «полный и окончательный» (причем с облегчением) разрыв раз в полгода, заканчивающийся уже через семьдесят два часа, причем непременно в постели (и сама «постель» в таких случаях сплошь и рядом сопровождается особенно дикими сексуальными эскападами), в результате наполовину случайной, наполовину подстроенной встречи где-нибудь в супермаркете, или как следствие вечернего звонка оставленному (или оставившему) партнеру якобы с напоминанием о том, что сегодня ему никак нельзя пропустить исключительно важную десятичасовую телепередачу, или в силу необходимости побывать вдвоем на торжественном приеме, прибыть на который наша парочка обещала так давно и твердо, что не посетить его было бы просто неудобно перед организаторами или хозяевами: кем бы мы были, забудь мы о своих обязательствах перед обществом, не правда ли? Конечно, выполнить заранее взятое на себя обязательство можно и отправившись на прием в одиночестве, но с кем же тогда переглядываться за столом, с кем обмениваться тайными знаками, выражающими веселье или скуку, с кем потом, когда званый ужин закончится, поехать домой, с кем обменяться по дороге впечатлениями о достоинствах и забавных недостатках других гостей, кого, раздеваясь перед сном, обнаружить уже раздевшейся и улыбающейся тебе с твоей кровати, на которой она лежит поверх одеяла, кому, раз уж нашла такая блажь, признаться в том, что единственным по — настоящему интересным тебе человеком на только что закончившемся приеме оказалась твоя бывшая (еще совсем недавно бывшая) возлюбленная, которую ты до сих пор, судя по всему, явно недооценивал?
