— Сэр, по-моему, парень тут не виноват. Думаю, если с ним поговорить, мы это дело уладим. Еврейские родители, они вечно беспокоятся.
— Да будет вам, все родители беспокоятся, не только еврейские. Но они не идут на принцип, не мутят воду…
Я прервал его, заговорил громче, жестче.
— Семейная близость, капитан, имеет большое значение, но готов с вами согласиться, иногда она выходит за рамки. Вообще-то это штука замечательная, но именно из-за нее такое и случается…
Слушать дальше, как я пытаюсь подыскать оправдание письму конгрессмена разом и в своих глазах, и в глазах Гарри-Легок-на-помине, капитан не захотел. Он снова приложил трубку к уху.
— Сэр? — сказал он. — Сэр, так вот, Маркс, он говорит, что евреи, они настырные. Говорит, мы уладим это дело здесь, в роте… Да, сэр… Непременно позвоню, сэр, как только смогу. — Он повесил трубку. — Сержант, где солдаты?
— На стрельбище.
Капитан прихлопнул подшлемник так, что он сполз на глаза, и вскочил.
— Поехали, — сказал он.
Он сел за руль, я — рядом. Весна стояла жаркая, у меня было такое ощущение, что мои подмышки под свежей накрахмаленной рабочей формой расплавятся и растекутся по бокам и груди. Дороги пересохли и к тому времени, когда мы доехали до первого стрельбища, у меня, хоть я всю дорогу не раскрывал рта, на зубах скрипела пыль. Капитан затормозил, велел мне вытряхнуться и отыскать Гроссбарта.
Гроссбарт, когда я его отыскал, лежал на животе — пулял по мишени с расстояния в сто пятьдесят метров. Позади него в ожидании своей очереди стояли Гальперн и Фишбейн. Фишбейн в казенных очечках с металлической оправой походил на старьевщика: похоже, он с дорогой душой толкнул бы и винтовку, и патронташ. Я постоял у ящиков с боеприпасами — ждал, когда Гроссбарт кончит палить по дальним мишеням. Фишбейн отступил назад — стал рядом со мной.
— Привет, сержант Маркс, — сказал он.
— Как поживаешь? — спросил я.
— Спасибо, отлично. Шелдон здорово стреляет.
— Что-то я этого не заметил.
— Я не так хорошо стреляю, но, похоже, начинаю соображать, что к чему. Знаете ли, сержант, не хотелось бы спрашивать чего не след… — Он запнулся. Ему явно хотелось поговорить со мной так, чтобы никто не слышал, но на стрельбище стоял грохот, и ему пришлось его перекрикивать.
— В чем дело? — спросил я.
Я видел, как в конце поля капитан Барретт, стоя в джипе, вглядывается в ряды стрелков: высматривает меня и Гроссбарта.
— Папа с мамой в каждом письме спрашивают — никак не отстанут, — куда нас отправят, — сказал Фишбейн. — Все говорят — на Тихий океан. Мне без разницы, вот только папа с мамой… Если бы я их успокоил, мне кажется, я мог бы побольше думать о стрельбе.
— Не знаю я куда, Фишбейн. А ты постарайся и так побольше думать о стрельбе.
— Шелдон говорит, вы могли бы узнать.
— Ничего я не могу, Фишбейн. А ты не дергайся и не допускай, чтобы Шелдон…
— Я и не дергаюсь, сержант. Вот только родители, они…
Гроссбарт уже отстрелялся и одной рукой отряхивал форму. Я окликнул его.
— Гроссбарт, тебя хочет видеть капитан.
Гроссбарт подошел к нам. Глаза его ехидно поблескивали.
— Приветик!
— Убери винтовку, так недолго и застрелить.
— Я не стал бы стрелять в вас, сержант. — Он расплылся в улыбке и отвел винтовку.
— Ну тебя, Гроссбарт, это не шуточки! Следуй за мной.
Я пошел вперед, и у меня закралось подозрение, что за моей спиной Гроссбарт вскинул винтовку на плечо и марширует так, словно он целое подразделение, пусть и в составе одного солдата.
— Рядовой Шелдон Гроссбарт явился по вашему приказанию, сэр.
— Вольно, Гроссман. — Капитан передвинулся на свободное сиденье, сделал Гроссбарту пальцем знак подойти поближе.
— Барт, сэр. Шелдон Гроссбарт. Эти фамилии часто путают. — Гроссбарт кивнул на меня: дал понять, что и мне случалось ошибиться. Я отвел глаза и увидел, что у стрельбища остановилась полевая кухня, из грузовика посыпались раздатчики, рукава у них были засучены. Они принялись расставлять котлы, сержант покрикивал на них.
— Гроссбарт, твоя мать написала конгрессмену, что тебя тут не кормят, как положено. Тебе это известно? — спросил капитан.
— Не мама, сэр, отец. Он написал Франкони, нашему представителю в конгрессе, что моя вера запрещает есть некоторые продукты.
— И какая же это вера?
— Иудаизм.
— Иудаизм, сэр.
— Извините, сэр. Иудаизм, сэр.
— Ты тем не менее выжил, как тебе это удалось? — спросил капитан. — Ты в армии уже месяц. И не похоже, чтобы ты валился с ног от голода.
— Я ем, сэр, а куда денешься? Но сержант Маркс подтвердит: я ем ровно столько, сколько нужно, чтобы не умереть, и ни крошки больше.
— Маркс, это так? — спросил Барретт.
— Мне не доводилось видеть, как Гроссбарт ест, — сказал я.
— Но вы же слышали, что говорил раввин, — сказал Гроссбарт. — Он объяснил, как надо поступать, и я так и делаю.
Капитан перевел взгляд на меня:
— Что скажете, Маркс?
— Сэр, должен сказать — я не знаю, что он ест и чего не ест.
Гроссбарт молящим жестом простер ко мне руки, и у меня промелькнула мысль — уж не собирается ли он отдать мне свою винтовку.
— Но, сержант…
— Послушай, Гроссбарт, капитан задал тебе вопрос, отвечай, — обрезал я его.
Барретт улыбнулся мне, но я не улыбнулся ему в ответ.
— Ладно, Гроссбарт, — сказал он. — Чего ты от нас хочешь? Документик получить? Чтоб из армии слинять?
— Нет, сэр. Только чтобы мне разрешили жить, как положено еврею. И остальным тоже.
— Каким еще остальным?
— Фишбейну, сэр, и Гальперну.
— Им тоже не по вкусу наша кормежка?
— Гальперна рвет, сэр, я сам видел.
— А я думал, это тебя рвет.
— Один раз вырвало, сэр. Я не знал, что та сосиска — свиная.
— Мы будем посылать тебе меню, Гроссбарт. Будем демонстрировать учебные фильмы о том, чем тебя будут кормить, чтобы ты знал наперед, когда мы собираемся тебя отравить.
Гроссбарт промолчал. Солдаты, выстроившись в две очереди, тянулись к раздатчикам. В хвосте одной из них я различил Фишбейна — вернее, его очки разглядели меня. Казалось, они подмигивают, пуская на меня зайчики. Рядом с Фишбейном стоял Гальперн, оттянув воротничок, он утирал пот защитного цвета платком. Они продвигались к раздатчикам вместе с очередью. Сержант продолжал покрикивать на раздатчиков. Я подумал: а что, если и сержанта втянут в обсуждение проблем Гроссбарта, и ужаснулся.
