— Плыви, малыш, — сказала ему Бренда и, к моему неудовольствию, поцеловала его в щеку.
Я отказался от состязания, сославшись на то, что должен позвонить, вылез на голубую плитку, обернулся и увидел, что Рон колоссальными мерными гребками кроет длину бассейна. Создавалось впечатление, что, проплыв бассейн раз пять, он заработает право выпить его содержимое; я представил себе, что у него могучая жажда, как у дяди Макса, и гигантский мочевой пузырь.
Тетя Глэдис не выразила облегчения, услышав, что сегодня ей предстоит обслуживать только троих.
— Фокусы-шмокусы, — только и сказала она в трубку.
Ели мы не на кухне, нет; вшестером — Бренда, я, Рон, мистер и миссис Патимкин и младшая сестра Бренды Джулия — мы сидели вокруг стола в столовой, и подавала нам служанка Карлота — негритянка с лицом индианки навахо и с проколотыми мочками, но без сережек. Я сидел рядом с Брендой, одетой в то, что она называла аи naturel, — обтягивающие бермуды, белую тенниску, белые носки и теннисные туфли. Напротив меня сидела круглолицая десятилетняя умненькая Джулия. Перед ужином, когда другие девочки с улицы играли в классики или с мальчиками, или друг с дружкой, она на задней лужайке гоняла с папой гольфовый мячик. Мистер Патимкин напоминал моего отца, только не сопровождал в разговоре каждый слог присвистом. Он был высок, силен, малограмотен и ел сокрушительно. Когда он набрасывался на салат, предварительно затопив его майонезом из бутылки, на предплечье у него под толстой кожей выступали жилы. Он съел три порции салата, Рон — четыре, Бренда и Джулия — по две, и только миссис Патимкин и я — по одной. Миссис Патимкин мне не понравилась, хотя она была, безусловно, самой красивой из нас за столом. Со мной она была нечеловечески вежлива. Фиалковые глаза, темные волосы, убедительное тело — она представлялась мне пленной красавицей, какой-то дикой царевной, укрощенной и поставленной на службу дочери короля, — которой была Бренда.
Из широкого окна открывался вид на заднюю лужайку с парой дубов. Я говорю «дубов», хотя при желании их можно было бы назвать деревьями спорттоваров. Под кронами, словно упавшие с веток плоды, лежали две клюшки для гольфа, мяч для гольфа, жестянка с теннисными мячами, бейсбольная бита, баскетбольный мяч, перчатка первого бейсмена и, кажется, стек. Дальше, около кустарника, ограждавшего участок Патимкиных, перед небольшой баскетбольной площадкой, будто горело на зеленой траве квадратное красное одеяло с вышитой белой буквой О. Снаружи, видно, подул ветер: сетка на баскетбольном кольце заколыхалась; а мы внутри ели в устойчивой прохладе воздуха из «Вестингауза». Это было приятно, вот только ужиная среди бробдингнегов, я чувствовал себя так, словно стал на десять сантиметров ниже ростом, на десять уже в плечах, и притом кто-то вынул из меня ребра, так что грудь бессильно осела к спине.
Пространных разговоров за столом не вели; ели много, методично, серьезно, и всё сказанное вполне можно записать в столбик, опуская фразы, потерянные при прохождении пищи, слова, заглохшие в набитых ртах, синтаксис, обкусанный и забытый при жевании и глотании.
Рону: Когда Гарриет позвонит?
Рон: В пять.
Джулия: Пять уже было.
Рон: По их часам.
Джулия: Почему в Милуоки сейчас раньше? Если летать туда-сюда весь день на самолете, ты никогда не постареешь.
Бренда: Верно, зайчик.
Миссис П.: Почему ты даешь ребенку неправильные сведения? Она за этим ходит в школу?
Бренда: Я не знаю, зачем она ходит в школу.
Мистер П. (растроганно): Студентка.
Рон: Где Карлота? Карлота!
Миссис П.: Карлота, положи Рональду еще.
Карлота (откликается): Чего положить?
Рон: Всего.
Мистер П.: Мне тоже.
Миссис П.: Тобой скоро можно играть в мяч.
Мистер П. (задрав рубашку и хлопая себя по выпуклому волосатому животу): О чем ты говоришь? Посмотри на это!
Рон (задрав футболку): Посмотри на это.
Бренда (мне): Ты не хочешь показать живот?
Я (снова мальчик-хорист): Нет.
Миссис П.: Правильно, Нил.
Я: Да. Спасибо.
Карлота (у меня над плечом, как незваный дух): А вам положить еще?
Я: Нет.
Мистер П.: Он ест как птица. Джулия: Некоторые птицы много едят. Бренда: Какие?
Миссис П.: Не надо говорить за столом о животных. Бренда, зачем ты ее подбиваешь?
Рон: Где Карлота? Мне сегодня играть.
Мистер П.: Перевяжи запястье, не забудь.
Миссис П.: Где вы живете, Билл?
Бренда: Нил.
Миссис П.: Разве я не сказала «Нил»?
Джулия: Ты сказала: «Где вы живете, Билл?»
Миссис П.: Наверное, я подумала о чем-то другом.
Рон: Терпеть не могу бинтоваться. Как мне, к черту, играть в бинте?
Джулия: Не выражайся.
Миссис П.: Правильно.
Мистер П.: Какой сейчас у Мантла показатель?
Джулия: Триста двадцать восемь.
Рон: Ноль триста двадцать пять.
Джулия: Восемь!
Рон: Пять, балда! Во второй игре он пробил три из четырех.
Джулия: Четыре из четырех.
Рон: Это была ошибка. Это было у Миньосо.
Джулия: Не думаю.
Бренда (мне): Видишь?
Миссис П.: Что видишь?
Бренда: Я разговаривала с Биллом.
Джулия: С Нилом.
Мистер П.: Замолчи и ешь.
Миссис П.: Поменьше разговаривай, юная леди.
Джулия: Я ничего не сказала.
Бренда: Она разговаривала со мной, милая.
Мистер П.: Что это еще за «она»? Так ты называешь свою мать? Что на десерт?
Звонит телефон и, хотя мы ждем десерта, обед, по-видимому, официально окончен — Рон бросается в свою комнату, Джулия кричит: «Гарриет!», и мистеру Патимкину не совсем удается подавить отрыжку, но эта неудача даже больше, чем сама попытка, располагает меня к нему. Миссис Патимкин наставляет Карлоту, чтобы она больше не смешивала молочные приборы с мясными, а Карлота, слушая, ест персик; под столом Бренда щекочет мне икру. Я сыт.
* * *
Мы сидели под бо́льшим из дубов, а на баскетбольной площадке мистер Патимкин играл с Джулией пять и два. Рон прогревал мотор «фольксвагена» на дорожке.
— Кто-нибудь соблаговолит убрать у меня сзади «крайслер»? — сердито крикнул он. — Я и так опаздываю.
— Извини, — сказала Бренда и встала.
— По-моему, я поставил свою позади «крайслера», — сказал я.
