— Ну конечно!
Она подошла ко мне совсем близко и коснулась кончиками
пальцев моего лица, нежными прикосновениями долго исследовала мои черты.
— Да, — подвела она итог, — в основном ты именно такой,
каким мне и представлялся. Но я чувствую в тебе какое-то напряжение. И оно не
уходит из твоей души уже очень и очень давно, верно?
— По-моему, с тех пор, как я вернулся в Амбер.
— Интересно, мог бы ты стать счастливее, если бы не
восстановил свою память?
— Это один из тех риторических вопросов, — сказал я. —
Если бы я не восстановил память, я вполне мог бы уже давно быть мертвым. Но
если, чисто абстрактно, на минутку забыть об этом, то в той моей жизни все же
было что-то очень для меня привлекательное, волнующее. Я каждый день искал возможность
выяснить, кто же я на самом деле такой или что я такое...
— Но был ли ты тогда счастливее, чем теперь? Или нет?
— Ни то ни другое, — ответил я. — Все всегда как-то
само собой уравновешивается. Все это, по твоим же собственным словам, всего
лишь состояние души. И даже если бы это было не так, я все равно никогда не
смог бы вернуться к прежней жизни теперь, когда знаю, кто я такой, когда я уже
отыскал Амбер.
— Почему же нет?
— А почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Я хочу тебя понять, — медленно проговорила Вайол. — С
тех самых пор как я впервые услышала о твоем возвращении там, в Ребме, даже еще
до того, как Рэндом начал рассказывать мне всякие истории, я хотела знать, что
же именно заставило тебя с таким трудом пробиваться сюда. И вот теперь у меня
есть возможность — хотя, конечно, нет никакого права, всего лишь возможность —
расспросить тебя самого. И я чувствую, что мне можно и даже нужно использовать
эту возможность, невзирая на мое положение в этой семье и всякую субординацию.
Я криво усмехнулся:
— Умно ты это преподнесла!.. Что ж, постараюсь быть
честным. Сперва меня гнала сюда ненависть — ненависть к моему брату Эрику. И
еще — желание заполучить трон. Если бы ты спросила меня, когда я только что
вернулся, которое из этих чувств было сильнее, я бы сказал: жажда власти.
Теперь, однако... пожалуй, нужно признать, что это не совсем так: и то и другое
отчасти было просто уловкой. До сих пор я, пожалуй, даже не сознавал этого.
Однако Эрик мертв, и у меня не осталось в помине той ненависти, которую я
испытывал тогда. Место правителя вакантно, но мне кажется, что теперь я
испытываю к этому весьма смешанные чувства. Возможно, ни один из нас при
теперешних обстоятельствах не имеет права на трон Амбера, и даже если бы были
устранены все противоречия в нашем семействе, в данный момент я бы его не
принял. Я бы непременно позаботился сперва о том, чтобы в королевстве
восстановилась некая стабильность, а также попытался бы ответить еще на
некоторое количество нерешенных вопросов.
— Даже если бы ответы на них указали, что ты, возможно,
и не сядешь на этот трон?
— Даже в этом случае.
— Тогда я начинаю понимать.
— Что? Что тут понимать?
— Лорд Корвин, мои знания философских основ этих
явлений весьма ограниченны, но, по-моему, ты способен отыскать все что угодно в
Тени. Это тревожная для меня тема, и я никогда до конца не понимала объяснений
Рэндома. Но ведь вы действительно, если захотите, можете не только
странствовать по Тени, но и отыскать для себя другой Амбер — в точности такой
же, как этот, во всех отношениях, за исключением того, что там-то вы получили
бы возможность сесть на трон и наслаждаться тем, что дает истинно королевский
статус?
— Да, мы можем отыскивать подобные места, — сказал я.
— Тогда почему же вы этого не делаете, чтобы положить
конец раздорам?
— Потому, что то место способно лишь казаться нам
таким, как Амбер, и не больше. Мы все являемся частью нашего Амбера точно так
же, как и он является частью нас самих. А потому любая тень Амбера должна быть
населена нашими тенями, чтобы хоть на что-нибудь быть годной. Мы можем даже
подменить собой эту собственную тень, если вдруг согласимся переместиться в
такое вот готовенькое королевство. Однако же существа-тени никогда не бывают в
точности такими же, как настоящие, здесь. Тень никогда не бывает точным
повторением предмета, который ее отбрасывает. Их очень много, этих маленьких
отличий, и на самом деле они куда хуже, чем большие. Все равно как оказаться
среди совершенно чужого народа. Представь — ничего лучше мне в голову не
приходит, — что ты встречаешься с человеком, ужасно похожим на кого-то из твоих
хороших знакомых, и, разумеется, все время ждешь, что он начнет вести себя, как
этот твой хороший знакомый. Но гораздо хуже, что ты сам постоянно ведешь себя
так, словно рядом с тобой тот, другой. Ты словно смотришь на актера, который
исполняет известную роль совершенно не так, как ты привыкла. Ощущение
малоприятное. Никогда не любил пересекаться с людьми, которые кого-то мне
напоминают. Личность – вот то единственное, что нам не подвластно при наших
манипуляциях с Тенью. В общем именно благодаря ей мы и можем отличить себя от
наших теней. Именно поэтому Флора так долго колебалась на мой счет там, в Тени
Земля: моя новая личность была в достаточной степени иной.
— Я начинаю понимать, — сказала Виала. — Это не просто
Амбер для вас. Это место плюс все остальное.
— Место плюс все остальное – это и есть Амбер, —
подтвердил я.
— Ты говоришь, что ненависть твоя умерла вместе со
смертью Эрика, а твое желание получить трон значительно ослаблено размышлениями
над теми новыми вещами, которые ты постиг?
— Именно так.
— В таком случае я, кажется, действительно понимаю, что
движет тобою...
— Мною движет желание стабильности, — сказал я, — и еще
некое любопытство... и желание отомстить нашим врагам...
— Долг, — сказала она. — Ну конечно.
Я хмыкнул:
— Да, это слово звучит весьма утешительно и благородно,
да только мне отчего-то быть лицемером не хочется. Вряд ли я такой уж верный
сын Амбера. Или Оберона.
— Ты нарочно говоришь таким тоном; ты просто не хочешь,
чтобы тебя считали таковым.
Я закрыл глаза. Закрыл для того, чтобы присоединиться к ней
в темноте, вспомнить ненадолго тот мир, где на первом месте совсем иные способы
передачи информации, чем световые волны. И тут я понял, как права была она, в
том числе и насчет моего тона. С чего это я принялся глумиться над понятием
долга? Я же люблю, когда меня хвалят за доброту, честность и благородство, за
мой ум, даже когда я кажусь себе не совсем таким — как и всякий другой человек.
Что так задело меня при упоминании моего долга по отношению к Амберу? Ничего.
Так в чем же дело?
Отец.
