Тихо подошедшая босая Ася ознакомилась с эпистолой сбежавшей гостьи через плечо мужа. Он резко обернулся и принялся смущенно оправдываться. Но жена нежно тронула губами его горячую загорелую ключицу:
– Милый, не терзайся, она постоянно влюблена в недоступное, чужое. Не верит, не в состоянии поверить, будто существует хоть что-нибудь, предназначенное специально для нее. Ты считаешь пределом мечтаний девушки, два года спавшей на общежитском полу, дачу, летнее безделье и землянику со сливками вволю. А внутри Дины – двигатель, работающий от непонятости, неразделенности, от всего, что начинается с «не». Ей предложили заправиться здоровьем и счастьем, а она залила полный бак печали и теперь сможет еще какое-то время двигаться к своей цели.
В тот свежий июльский час Саша отчетливо понял, что Ася сама себе враг. Назови она Дину неблагодарной тварью, мелкой пакостницей – и он никогда не догадался бы, насколько был увлечен девушкой.
Через полгода от Дины пришло короткое письмо, в котором она расхваливала свою работу «в экспериментальном московском театре» и описывала себя, окрыленную, обновленную, любящую одного знаменитого мужчину и любимую другим, еще более знаменитым. Письмо заканчивалось бодрым сообщением, что ночует она пока в гримерной на сдвинутых стульях. Саша насупился, Ася расхохоталась.
После истории с Диной количество Асиных контактов с людьми заметно уменьшилось, да и качество их изменилось. Приближалась знаменитая зимняя гроза. Уже и предвестники ее появились. Но кто же тогда мог догадаться, что это – предвестники? Теперь Асю окружали типы, ничегошеньки собой не представлявшие, но упорно что-то творившие. Ни одной сколько-нибудь известной фамилии Саша не услышал и счел своим долгом предостеречь жену от бездарей и неудачников. «Это – заразное», – брезгливо сказал он. Ася кивнула и признала, что мэтров никогда в глаза не видела, но хочет выяснить на доступном материале…
– Что?! – сердито спросил муж.
Она непривычно для него задумалась перед ответом. Он даже подсказал, не обратив внимания на тронувшую ее рот и брови гримасу изумления этой торопливостью:
– Причины успеха или неуспеха выясняешь? В дешевую подделку под творческую лабораторию проникаешь? Оригинальничаешь и стараешься отличаться интересами от подруг?
На большее Сашиного воображения не хватило, и он посоветовал жене присмотреться к собственному мужу, не просто одаренному, но уже признанному архитектору, которого перестали будоражить новизной ощущений выставочные дипломы, даже международные.
– Мне надо понять, почему обычные люди не слишком жалуют людей творческих. Почему их считают ненормальными? Почему за пребывание до пенсии в нищей, скажем, инженерной должности общество готово человека жалеть, а, к примеру, малоизвестного артиста презирать?
– Кто вбил тебе в голову такую чушь? Почему ты ни слова не сказала о таланте? – закашлялся Саша. – И зачем, зачем тебе это?
– Не знаю, – призналась Ася, но растерянности в ее голосе не прозвучало.
Кажется, именно после этого разговора странненькая Сашина жена отправилась к приятельнице, адвокату Лике. И встретила там Виолетту. Та представилась живописцем. Ася недавно до полусмерти оскорбила тем же словом определившего себя мужчину, назвав его художником. Поэтому только кивнула, хотя Виолетта явно ждала подобного оскорбления и была настроена ответить на него. Не дождавшись, она взяла себя в руки и обрадовалась новой слушательнице сво его повествования, потому что неудобно было в сотый раз повторять его Лике, а повторить нестерпимо хотелось. По мученическому взгляду приятельницы Ася поняла, что рассказ неудержимо обрастает подробностями, картина пишется на глазах и скоро от натуры в ней останется лишь импульс к вдохновению Виолетты. Поэтому она самоотверженно отпустила хозяйку в кухню и приготовилась отделять зерна от плевел.
Виолетте не было и тридцати, но крайняя худоба, тусклая кожа и вызывающая неухоженность старили ее лет на десять. Зато говорила измученная женщина складно и темными глазами блестела страстно. Год назад в круизе по Волге она познакомилась с пожилой американкой. Старушке нравилось смотреть, как русское дарование этюдничает на палубе, и более тонкого ценителя ее творчества судьба Виолетте еще не подсовывала. Тогда же американка заказала ей картину – ночная набережная, строй фонарей… «Свет всех падает конусами вниз, а одного, среднего, почему-то бьет вверх, в черное небо. И тонкая полосочка заката прощается с дальней кромкой воды», – экс татически прошептала Виолетта. Иностранка взвизгнула от восторга. А Виолетту идея вогнала в транс зыбких видений, и выбралась она из него лишь на родном, надежно заасфальтированном берегу.
Виолетта победно понеслась в Союз художников, где каждого встречного одарила своей радостью и предупредила, что как только на ее имя из Америки, из частной галереи, поступит длинный такой конверт, да будет немедленно ей сообщено, а она пока отправляется неусыпно творить заказанный шедевр. Полотно уже давно сиротствовало в ее тесной квартиренке, потому что в компанию других невостребованностей, в угол за дверью, она его не пускала. А от разбирающейся в настоящей живописи дамы не было ни слуху ни духу. Виолетте сопереживали в официальных кабинетах, дескать, такую славную талантливую девочку обидела дряхлая иноземная грымза, и щедро поили чаем. А ей стыдно было говорить о том, что она отказалась оформлять витрины для двух магазинов, истощила свои небольшие запасы, принялась снова искать халтуру, да ведь на это, бывает, уходит не один месяц. Потом, возможно, заказы прискачут табуном. Особенно если жгучая нужда в них отпадет. Но пока ей отчаянно не везло с работой за деньги. Опять в Виолетте завозились сухие, шершавые, холодные ощущения собственной бездарности и обреченности. Она перестала спать, лишилась аппетита, впрочем, есть ей и так было нечего. Со скомканной бедами душой и прибежала она недавно в Союз. Там какая-то добродетельная секретарша поведала ей, что американка не только отозвалась, но уже подтвердила получение картины одного из пастырей поредевшего стада художников.
– Но откуда он узнал, что ей нужно? – изумилась Виолетта.
– Вы сами всем об этом рассказали, – напомнила женщина.
– А я теперь как?
– Не знаю, как вы, а я вам ничего такого не сообщала, учтите.
– Вы меня не разыгрываете?!
Виолетта недвусмысленно молила, чтобы ее обманули, и обещала прощение. Ибо легче было вынести забывчивость американки, чем вероломство седовласого красавца, угостившего ее на прошлой неделе пустырником и ласково погладившего руку со словами: «Гениальные пальчики». Да, эти пальчики добыли ему доллары и создали повод для самодовольства.
– Клянусь. Какой розыгрыш! Я смотреть не могу, как они над вами месяцами измываются, – тихо произнесла секретарша. И, шумновато сглотнув, добавила: – Извините.
Неделю Виолетта не позволяла своим слезным железам отдыхать. Потом одноклассник порекомендовал ей Лику. Та выслушала клиентку в рабочем кабинете и для дальнейших переговоров пригласила к себе домой. Они уже уточнили последние мелочи, и Виолетта почти успокоилась…
