Он уже сильно разозлился, поэтому я кручу свои покрасневшие и раздраженные соски сильнее, глядя в пол. Я честно не знаю, сколько проходит времени, пока я это делаю. В комнате тишина, слышно только его двигающуюся руку, которой он мастурбирует вне зоны моей видимости. Я очень хочу видеть это, но непоколебимо смотрю на узор на деревянном полу между его ног.
– Прекрасный вид. Но я не знаю, куда мне кончить. Жалко кончать на твои волосы, ты их только что помыла. Наверное, сделаю это тебе на грудь. Что думаешь?
Я бросаю на него беглый взгляд, пытаясь понять, ждут ли от меня ответа, вижу, что он смотрит на меня, и возвращаюсь к разглядыванию пальцев его ног под выкрикнутый им приказ о том, чтобы я смотрела вниз. Мой голос звучит неуверенно, когда я пытаюсь сказать, что хочу, чтобы он кончил мне в рот. Я люблю брать его в рот. Но, потеряв самообладание, я не могу подобрать нужную формулировку, и в итоге мой ответ звучит как вопрос, что его только забавляет.
Пока я стою перед ним на коленях, уставившись на его ноги, в моем настроении происходит перемена. Тяжесть недели уходит, и единственное, что я сейчас осознаю, – это то, как меня бесит этот великолепный парень и что я отчаянно хочу доставить ему удовольствие, чтобы (я знаю, что суть не в этом, но простите меня за потакание своим желаниям) он доставил удовольствие мне. Чтобы он трогал меня, позволил мне трогать его – это то, чего я так страстно желаю, что все остальное в данный момент просто меркнет.
– Встань.
Я стояла перед ним на коленях так долго, что мне требуется несколько секунд, чтобы восстановить равновесие. Взяв за плечо, он разворачивает меня лицом туда, куда считает нужным, а затем его пальцы проскальзывают во влагалище, вталкивая влажную ткань трусиков внутрь, и он довольно усмехается, чувствуя, какая я мокрая. Я пытаюсь устоять на месте, глядя прямо вперед, в то время как он дразнит меня, водя по мне пальцами. Он проводит пальцем вдоль позвоночника, отчего я вздрагиваю, и снимает с меня трусики. Наконец-то! Я сбрасываю их с ног, он хватает меня в этот момент за волосы, которые собраны в низкий хвост, и с силой тянет, заставляя меня неуклюже опуститься на пол. Когда я оказываюсь на коленях, он прижимает меня к бедру, удерживая на месте.
– Ты продолжаешь делать то, о чем я тебя не просил. Я не хочу, чтобы ты проявляла инициативу. Сейчас я хочу, чтобы ты делала только то, что я тебе приказываю и когда приказываю. Если я задаю тебе вопрос, ты должна отвечать быстро и вежливо. Ты – умная девочка, и это простые правила. Поняла?
Я свирепею от его повелительной формулировки. В горле пересохло.
– Да, извини.
Тишина затягивается. Он держит меня за волосы, не давая пошевелиться. Я опираюсь на него, а он стоит надо мной, как какой-то завоеватель.
– Хорошо. Как ты думаешь, что должно произойти дальше?
Я знаю. О да, я знаю. Но я не хочу конкретизировать свой ответ, чтобы не натолкнуть его на мысль. Надел ли он сегодня ремень? Помнит ли он, где я храню свои игрушки?
Он тянет меня за волосы.
– Ну?
– Ты меня накажешь.
– Верно.
Он опять меняет мое положение, перемещая к спинке дивана. Резко раздвигает мои ноги, чтобы видеть все между ними, а затем концентрируется на моей заднице, проводя пальцами по чувствительной округлости, заставляя меня вздрагивать в ожидании первого удара.
Его удары стеком и ремнем и раньше доводили меня до слез. Но если он хочет произвести впечатление, болезненными могут быть даже шлепки. И когда звук первого удара рассекает воздух и я вдыхаю сквозь зубы, чтобы обуздать боль, я осознаю, что будет действительно больно…
Суть в том, что, пока удары следуют один за другим, а я стою неподвижно, борьба с болью вытесняет все другие мысли. Я не думаю о паршивой неделе и не волнуюсь о количестве слов и абзацных отступах. Не думаю о том, как я выгляжу обнаженной с открытой всем ветрам задницей. Даже о том, насколько я возбуждена (хотя, если честно, я нахожу это очень сексуальным). Я просто терплю боль и его нападки, потому что знаю, что сейчас это все, что нужно, чтобы доставить ему удовольствие. А это единственное, чего я хочу! У меня ясная голова, и будто гора упала с плеч, а все, что было нужно для этого, – хорошая взбучка одной ягодицы.
В тот момент он, его удовольствие – центр моей вселенной. Все остальное не имеет значения.
Он останавливается на мгновение и спрашивает, сколько раз ударил меня по заднице. Я могу только гадать и стараюсь не дрожать, когда он проводит пальцем по разогретому заду. Он заставляет меня считать удары на второй ягодице и благодарить его за каждый удар; я уже и не думаю закатывать глаза – я слишком занята тем, что пытаюсь удержаться в вертикальном положении и в заданной позе на дрожащих ногах.
Потом он отступает назад и бесцеремонно засовывает в меня пальцы сзади. Унижающее достоинство нападение заставляет меня стонать и брыкаться под ним, как животное, в то время как он двигает пальцами, не забывая с каждым толчком задевать большим пальцем мою побитую задницу. Ощущение очень сильное. Он входит в меня и выходит с легкостью, приближая меня к оргазму, жестче и жестче, одновременно массируя клитор с такой силой, что удовольствие граничит с болью. Потратив все силы на то, чтобы оставаться неподвижной во время наказания, я уже не в состоянии сдерживаться, когда приходит очередь удовольствия, и я с силой кончаю от его пальцев, опускаюсь на пол и расслабляюсь на несколько секунд, чтобы восстановить дыхание. Плохого оргазма не существует по определению, но этот – идеальное окончание тяжелой недели. Такое ощущение, что меня разобрали и собрали заново.
Более или менее придя в себя, я приподнимаюсь и вижу, что он стоит надо мной. Когда он наконец подходит, я подношу к нему лицо, чтобы взять член в рот. Но мой затылок пронзает острая боль и на глазах выступают слезы, когда он оттягивает меня назад.
– Ты не получишь его, пока я не разрешу.
Я вновь открываю рот, на этот раз – чтобы извиниться, но он хватает меня за голову сзади и вталкивает себя, из-за чего я несколько секунд борюсь с рвотным рефлексом, вбирая его член. Мой рот начинает ласкать его, я с жадностью лижу и сосу его, наслаждаясь тем, что он увеличивается у меня во рту, прислушиваясь к его учащенному дыханию. В тот момент он, его удовольствие – центр моей вселенной. Все остальное не имеет значения, и эта простота кружит голову. Когда он кончает, я мысленно улыбаюсь. Это сюрреалистичный момент созерцательного спокойствия.
Склонность к подчинению – это только одна из граней моего характера. Но это ключевая часть того, что делает меня такой, какая я есть. Это имеет такое же значение, как мое отношение к друзьям и семье, как любовь к работе и мое упрямство.
Внезапно эта ужасная неделя и все, что представлялось таким неотложным и важным еще двадцать минут назад, кажутся мне невероятно далекими. Сейчас, именно в этот момент, когда моя задница ноет, а во рту я ощущаю его вкус, он – центр моей вселенной. И мне это нравится, черт возьми!
