Но что-то беспокоило Кэма. Назойливый, раздражающий голос не переставал твердить ему: «Она твоя жена, она твоя жена».
— Ты моя жена, — вслух повторил он.
Джина не слушала. Так вот почему вспыхивали глаза Эсмы, когда та смотрела на руку Берни. Проводя ладонями по груди Кэма, она тоже чувствовала под тонким полотном рубашки твердость и пьянящую силу его мышц.
Кэм вдруг осознал, что сказанное им вслух — правда.
— О Господи! Ты моя жена. — Он моментально отдернул руки, будто прикоснулся к раскаленному железу, и сухо заметил: — Это не самый удачный способ ведения нашего развода.
Она улыбнулась:
— Я нахожу его очень приятным. В конце концов, никакого вреда от поцелуев нет. Они же не… не…
— Половое сношение, — подсказал Кэм.
Вспыхнувший на ее щеках румянец не могли бы передать никакие масляные краски. Такой полупрозрачный розовый оттенок Кэм видел только на перламутровой стороне большой раковины. Но Джина сохранила хладнокровие.
— Поцелуй всего лишь поцелуй. Мне это понравилось. — Вскинув голову, она вызывающе посмотрела на супруга. — Я целовалась и с другими мужчинами. Целовалась много раз с Себастьяном. Все-таки я замужняя женщина.
— И твой муж — я! — рявкнул Кэм. Мысль, что Боннинггон целовал Джину, привела его в ярость.
— Тем более! — парировала она и, сделав несколько шагов по направлению к дому, оглянулась.
Кэм неподвижно стоял на дорожке, освещенный луной, с непроницаемым выражением черных глаз.
— Мне холодно, — заявила Джина.
Он провел рукой по волосам и наконец тронулся с места.
— Больше никаких поцелуев. — Его тон был угрожающе спокойным.
Она заправила за ухо влажный локон, и хотя пальцы у нее дрожали, голос остался твердым. Она не покажет ему свою реакцию.
— Это был всего лишь поцелуй, — нетерпеливо сказала она. — И тот факт, что мы с тобой женаты, не делает его ничем иным, кроме поцелуя.
Его глаза сардонически блеснули, он легким прикосновением руки остановил ее и тихо напомнил:
— Влажный поцелуй, Джина.
Она промолчала, тут же утеряв свою мнимую искушенность. Кэм наклонился и с нарочитой медлительностью провел языком по ее прекрасным, малиновым губам, которые чуть-чуть приоткрылись. Он сразу воспользовался приглашением, а когда наконец поднял голову, сердце у него стучало в бешеном ритме.
— Больше никаких поцелуев, — хрипло повторил он.
Взглянув на мужа, она молча кивнула. Теперь Джина уже не выглядела безразличной.
Они вместе прошли через темный салон, и Кэм мысленно готовил себя к неправдоподобной лжи. Никаких больше поцелуев: это все равно, как если бы его отец пообещал не мошенничать.
Он бы перестал целовать свою жену… в тот же момент, как только она перестанет быть его женой. В конце концов, поцелуй — это всего лишь поцелуй, она сама так сказала.
С великим трудом, но он все же сумел удержаться от того, чтобы пригвоздить жену к стене коридора и впиться в ее губы.
— Спокойной ночи, — бесстрастно произнес герцог. Ему показалось, что по ее лицу мелькнула тень разочарования.
Она сделала реверанс.
— Ваша светлость.
Кэм поклонился. Его голова очутилась на уровне ее декольте, а взгляд уперся в затвердевшие от холода соски, отчетливо видимые сквозь тонкий шелк.
— Тебе лучше уйти в свою комнату, — резко сказал он.
Ее глаза весело блеснули.
— Я не забуду, — пропела Джина, постучав изящным пальцем по его подбородку. — Никаких больше поцелуев… по крайней мере с собственным мужем. — Она с удовлетворением заметила его сжатые губы. — Спокойной ночи, Кэм.
И она захлопнула перед его носом дверь своей комнаты.
Глава 14
Иногда правда бывает неприятной
— Я не говорю, что это было унизительно, отнюдь. Но все же достаточно неприятно.
Эсма смотрела на свою лучшую подругу с улыбкой, если не сказать с усмешкой.
— А что у вас произошло?
— Ничего, разумеется. Я отправилась в свою комнату, он, естественно, — в свою.
— Жаль, — сказала Эсма.
— Мне тоже.
— Этот поцелуй тебе весьма полезен, моя девочка, — засмеялась подруга. — Ты ведь не хочешь, как твой жених, отстать от века.
— Себастьян не отстал от века. — Но в голосе Джины не слышалось уверенности, поэтому Эсма игнорировала ее замечание. — Да, забыла тебе сказать. Вчера я получила наследство графини Линьи.
— Наследство? От своей матери? Джина кивнула.
— Его передал мне Кэм. Видимо, поверенный графини считал, что я живу с мужем, и отослал подарок в Грецию.
— И что это?
— Статуэтка. Фигура обнаженной женщины. — Поскольку ночной сон притупил гнев и замешательство Джины, она произнесла это довольно спокойно.
— Не очень пристойная, да?
— Розовая, вся полированная. Без единого клочка одежды.
— В защиту своей матери ты можешь сказать; она умерла, как и жила.
— Наверное. — Джина снова почувствовала раздражение.
— Статуэтка тебе не понравилась?
— Нет. Хотя ничего другого и нельзя ожидать от женщины, которая бросила своего ребенка.
— Жестоко, — сказала Эсма. — Незамужней женщине в высшей степени трудно воспитать ребенка. Посмотри на себя. Ты герцогиня. Ты счастлива. А что бы произошло, останься ты с ней?
— Я бы имела мать.
— У тебя есть мать. Леди Кренборн любит тебя, поэтому не рассказывай мне сказок о несчастном детстве.
— Возможно, ты права.
— Ну и где же твоя скандальная ню? — Эсма огляделась.
— Конечно, я положила ее в шкаф.
— Почему «конечно»? Если ты боишься конкуренции, то напрасно. Я бы, например, поставила ее рядом со своей кроватью.
— Я же не ты! — вспыхнула Джина.
Поднявшись, Эсма поцеловала ее в щеку.
— Я не хотела дразнить тебя, дорогая. Конечно, ты поступила разумно. Вдруг ее увидит Боннингтон? Какое несчастье!
— Он не заходит в мою спальню.
— Все равно. Если он узнает, что ты прячешь в шкафу непристойную статуэтку, да еще посмертный дар своей незамужней матери, его праведному возмущению не будет конца. Возможно, он распалится до такой степени, что у него дым пойдет из ушей.
Джина вздохнула.
— Неужели вы оба не в состоянии просто игнорировать друг друга?
— Это платье немодное? — спросила Эсма, разглядывая себя в большом зеркале.
