— Не понимаю, отчего вы сочли необходимым поделиться со мной размышлениями вашей жены.
Таппи нахмурился:
— Поскольку, нечто подобное произошло у меня, я не хочу, чтобы вы сделали ту же ошибку.
— Если учесть, что моя бывшая жена вчера повторно вступила в брак, меня это уже не касается, — холодно ответил Кэм. — Теперь, с вашего позволения, я должен откланяться.
Попрощавшись с лордом Перуинклом, он кивнул Филлипосу, который стоял в холле с багажом.
Дорога к побережью была долгой, но спокойной, и через несколько дней Кэм стоял на палубе небольшого корабля «Молли», стараясь не смотреть на причал. Глупо надеяться, что облако пыли на берегу скрывает карету с его… нет, теперь уже женой Боннингтона. И совсем абсурдно думать, что его жена могла изменить решение и последовать за ним. Только идиот счел бы все происшедшее дурным сном, полагая, что сейчас он проснется и опять будет обвинен в неприличном храпе.
Тем не менее Кэм не переставал надеяться до тех пор, пока из кареты, остановившейся на пристани, не вылез толстый священник, а за ним еще более толстая женщина. Даже с такого расстояния до него доносился ее пронзительный голос, когда женщина громко ругала спутника, именуя несчастного болваном, негодяем и бездельником.
Значит, Джина сделала выбор… правильный выбор. Боннингтон хороший человек, надежный, кроме того, чертовски красивый и живет в Англии. Правда, маркиз смотрел на Эсму Роулингс, как голодная собака на кость. Ну и что! Не заведет же он интрижку с лучшей подругой своей жены.
«Я бы пользовался таким уважением», — подумал Кэм.
Всю дорогу к побережью он старался представить, как живет в Гертоне, строя мосты и давая обеды, но всегда заканчивал тем, что мысленно укладывал жену прямо на кухонный стол посреди кабачков с бобами и…
Чтобы избавиться от навязчивых мыслей о Джине, он спустился в каюту. Раз капитан говорил о трех пассажирах, значит, все уже на месте, и пора отплывать. Увы, два-три месяца он будет вынужден находиться в обществе священника и его постоянно вопящей жены.
Кэм не хотел видеть, как они поднимаются на борт. Иначе могло показаться, что он кого-то ждет.
Спустя час после отплытия в каюту заглянул Филлипос.
— Капитан докладывает, что мы в открытом море, сэр. Он приглашает всех пассажиров присоединиться к нему за хересом.
Кэм нахмурился. Он только отвлекся от печальных мыслей и опять делал наброски углем, причем не столь уж плохие. Он по опыту знал, что должно пройти какое-то время, чтобы его рука обрела прежнюю твердость.
— Ради Бога, — с облегчением произнес Филлипос. Он выучил несколько английских выражений, которые регулярно использовал. — Какая строгая женщина.
— Медуза, — сказал Кэм, откладывая рисунок богини с волосами-змеями и моя руки. — Ты считаешь, мне надо переодеваться к обеду?
— Без сомнения, милорд. Капитан Брекит, похоже, чтит формальности. Его слуга говорит, что у него есть мальчик, а у того единственное занятие — крахмалить одежду капитана.
Что-то буркнув в отсвет, Кэм снял батистовую рубашку и начал умываться, и минут через десять Филлипос с удовлетворением оглядел герцога.
Зато сам Кэм был в глубоком отчаянии. Умом он понимал, что все скоро пройдет, нужно только взяться за работу. Когда-нибудь он найдет другую женщину, а его временная жена останется в прошлом. Когда-нибудь он даже не вспомнит о письмах из Англии.
Когда-нибудь…
Он распахнул дверь капитанской каюты, ударив в спину толстого священника.
— О, прошу меня простить, сэр. — Кэм подал руку и с трудом поднял его на ноги.
— Все в порядке, ваша светлость, — ответил священник с радостью простого англичанина, случайно оказавшегося в компании аристократа. — Я как раз говорил вашей прелестной жене, что…
Но Кэм ничего больше не слышал.
Она улыбнулась ему, словно они не расставались. Словно он не бежал как трус, узнав про ее замужество. Словно она не выходила за более достойного.
— Извините, что прерываю вас, — сказал Кэм священнику. Поклонившись, он поднес к губам руку Джины. — Моя последняя герцогиня.
— И ваша следующая.
Все в ней было великолепно, от элегантного туалета до черных ресниц и завитых волос. Абсолютное воплощение герцогини.
Кэм смог только улыбнуться.
Повернувшись к священнику, Джина легонько хлопнула его по плечу:
— Вы сами видите, отец Куибл, что герцог просто онемел от удивления.
— Моя сестра так же вела себя при нашем расставании, — быстро ответил Куибл. — Плакала так, будто я отправлялся к антиподам. Надолго ли в Грецию, ваша светлость?
Джина задумчиво смотрела поверх бокала с хересом.
— Герцог делает на островах мраморные скульптуры. Возможно, мы проведем там несколько лет.
Кэм пил разбавленный херес и пытался сдержать рвущуюся наружу радость. Видимо, она продолжала быть его женой, практичной, любящей руководить. То есть опять станет его женой.
— Невероятная жертва! — с содроганием вымолвил священник. — Для столь изящной леди, как вы, острова ужасное место. Да и страна тоже довольно плоха. — Он допил херес. — Моя дорогая сестра тысячу раз спрашивала, не сможет ли она скрасить мне скучное путешествие. Но я был тверд и сказал, что суровая жизнь не для нее. Она может не перенести тамошней жары, а что еще хуже, будет оскорблена аборигенами. У Али-паши ни культуры, ни манер, его двор в Тепелени не имеет даже бального зала!
Герцогиня выглядела именно так, как, по мнению Куибла, и должна выглядеть герцогиня: изысканной, утонченной и дорогостоящей. Никакой остров не может стать домом для английской леди. Несколько лет! Он готов поспорить, что герцог отправит жену в Англию через неделю.
Священник ошибся на месяц.
Глава 37
В которой герцогиня танцует от радости
Голубые сумерки на острове Ниссос имели удивительное свойство придавать необычный перламутровый оттенок коже и волосам Джины Серрард, герцогини Гертон. Они с мужем вели танец урожая. Она смеялась, придерживая белое платье, когда прыгала через костер. Он двигался следом за ней, все быстрее и быстрее, и казался сатиром на ее белом фоне.
Когда герцог подхватил жену на руки, кивнул собравшимся крестьянам и стал подниматься по каменным ступеням к дому на холме, многие любопытствовали, что он шептал ей с таким видом. Возможно, любовные стихи. Англичанин влюблен по уши, это видел любой, у кого есть глаза.
— Что? — не поверила Джина.
— На этой или следующей неделе прибывает Раунтон, — повторил он.
— Солиситор? — чуть не взвизгнула она.
— Он возьмет на себя продажу дома и отправку моих статуй в Англию.
