— Ты имеешь в виду супружескую близость? Миллисент кивнула.
— О, это я понимаю, — к необычайной радости Миллисент, заявила она. Ну конечно, Генриетта с ее любознательной натурой должна знать подобные вещи! Только безголовые особы вроде Миллисент впервые ложатся в брачную постель абсолютными невеждами и, как следствие, совершенно неожиданно сталкиваются с неописуемыми кошмарами.
Но тут Генриетта призадумалась.
— По крайней мере мне так кажется. А что, есть какие-то причины, по которым я не способна исполнять эти обязанности, как всякая женщина? Правда, бедро иногда болит, но имеет почти такую же форму, как твое.
— Ты права. Но именно супружеская близость ведет к появлению детей. Честно говоря, именно потому женщина и соглашается на эту… процедуру, что я давным-давно должна была тебе объяснить.
Генриетта пожала плечами и медленно произнесла:
— Разумеется, все, что ты говоришь, вполне приемлемо с точки зрения здравого смысла, учитывая все, что я знаю о случках животных.
Миллисент вспыхнула и уставилась на свои руки. Она была настолько смущена, что даже шея выглядела так, словно на нее вылили котел с кипящей водой.
— Я бы все объяснила в случае твоего замужества. И обязательно расскажу Имоджин в канун ее свадьбы…
— То есть… то есть ты хочешь сказать, что Дарби отказывается жениться, если между нами не будет именно этой близости? — глухо, без всякого выражения спросила Генриетта, и мачеха сжалась, услышав этот унылый голос. — Даже притом, что он не желает иметь детей?
Миллисент кивнула, не в силах выговорить ни слова. Горло перехватило слезами. Что сделала ее прекрасная, добрая падчерица, чтобы выслушивать столь ужасную правду?
— Мужчины — свиньи. Свиньи! — вскричала Генриетта. — Молли… Молли Маплторп тоже описывала все происходящее как весьма неприятное и болезненное.
— Но необходимое для того, чтобы иметь детей.
— Дарби взял назад предложение, потому что я не способна вступить с ним в интимные отношения и даже в самых благоприятных обстоятельствах нашла бы эти отношения ненужными и болезненными?
— Мужчины чувствуют иначе, чем женщины. И находят в этом удовольствие, — вздохнула Миллисент.
— Свиньи, — коротко бросила Генриетта. Миллисент снова принялась ломать руки.
— Боюсь, я не слишком хорошо объяснила. Большинство женщин считают это весьма неприятной процедурой, необходимой, чтобы иметь детей. Больно бывает только в первый раз, в крайнем случае во второй, не больше. После этого остальное — просто надоедливая докука. Но дети… дети стоят всех мучений, Генриетта! После рождения Имоджин я поняла это…
Она осеклась, поняв, что вряд ли тактично заводить разговор на эту тему.
Генриетта снова пожала плечами.
— Я, разумеется, знаю, что мужчины наслаждаются этой стороной жизни. Если быть откровенными, разве не именно по этой причине они содержат любовниц?
— Ген-ри-етта!
Но падчерица, по-видимому, ничуть не раскаивалась в сказанном.
— Почти у всех есть любовницы, Миллисент, и ты это знаешь.
— Об этом не говорят вслух.
Но Генриетта никогда не могла вовремя смолчать, если в голову приходило что-то, по ее мнению, важное.
— Почему Дарби не может сделать то же самое? Завести любовницу исключительно для постели? Почему?
— Мужчинам нравится близость с женами, — едва не заплакала Миллисент. — Твой отец… ах, все это слишком сложно.
Но взгляд Генриетты был достаточно свирепым.
— У твоего отца была содержанка. Если припоминаешь, он редко бывал дома по вторникам, а иногда и другими ночами. Но это не влияло на наши отношения. Он женился на мне… потому что восхищался моей внешностью.
— Помню. Как-то он пришел в детскую и сказал, что встретил самую красивую девушку во всех пяти графствах и собирается привести ее домой и сделать моей мамой. Увидев тебя, я подумала, что ты похожа на принцессу из сказки, честное слово!
— Спасибо, дорогая, — всхлипнула Миллисент. — Во всяком случае, когда мужчина берет жену, он хочет… хочет… ах, это просто часть сделки, Генриетта. Яснее я выразиться не могу, никак не могу!
В комнате воцарилось молчание, прерываемое только тихим воем ветра, швырявшего на стены дома хлопья снега.
— Я, кажется, поняла. Мужчина женится, потому что находит женщину привлекательной.
В ушах звучал голос Дарби, низкий и хрипловатый, повторявший, что у нее изумительные волосы.
— И поэтому ожидает супружеской близости, независимо от того, готова на это женщина или нет. По-моему, это чистый идиотизм!
— Что тут идиотского?
— Почему пары не могут быть друзьями и избежать встреч в постели?
— Мужчины одержимые. Остальное мне трудно объяснить. Генриетта злобно прищурилась.
— И что сказал Дарби после того, как ты сообщила ему, что я… я не способна удовлетворить его в этом отношении?
— Он выглядел очень опечаленным, дорогая. Думаю, он искренне тебя уважает. Какая жалость!
— Но что он сказал?
— Сказал, что забыл о важном деле, и попросил извиниться за то, что не сможет проводить тебя домой.
— Так легко? Он сдался так легко? — ошеломленно охнула Генриетта.
Но в глазах мачехи не светилось утешения.
— Очень жаль, если я позволила тебе думать, что мужчина может… может смириться с твоим состоянием.
— Как глупо с моей стороны не понять, что две эти вещи прямо связаны между собой. Я думала, что достаточно найти мужчину, который не хочет детей, — прошептала Генриетта с такой тоской, что у Миллисент едва не разорвалось сердце.
— О, не плачь, дорогая, не плачь, — умоляла она, садясь рядом с Генриеттой и обнимая ее плечи.
— Я не плачу.
Она действительно не плакала, хотя лицо побелело и осунулось на глазах.
— Дарби глупец, если отказался от тебя по такой причине, — бросила Миллисент. — Ты права, мужчины все глупцы.
— Не глупец, — выдохнула Генриетта. — Скорее распутник. Потому что именно это и есть распутство, не так ли?
Она повернулась к Миллисент и нашла ответ в ее глазах.
— Мужчине недостаточно осквернять любовницу. Он еще должен иметь и жену.
Последовал момент молчания, прерываемого только нарастающим шумом ветра.
— О, насколько все было бы проще, знай я это хотя бы несколько лет назад.
Слова, казалось, вырвались из самого сердца Генриетты. Миллисент поискала платок, но вместо того, чтобы протянуть Генриетте, вытерла свои глаза.
— Понимаю, что Дарби — совсем не плохая партия, — заметила вдова несколько минут спустя. — Что ни говори, а он действительно не хочет детей, и его сестры остались без матери.
