— Так, так, — сказал хан. — Я не хочу пустить султана в Астрахань. Но с кем я должен воевать: с московским царем или с королем Жигимондом? Без добычи, без рабов мурзы и князья меня съедят.
Мурза Сулеш еще ниже нагнулся к ханскому уху:
— Воевать надо поровну — с московским царем и с ляхами. Но не надо ослаблять ни одного из них больше другого. И тогда Москва не даст усилиться ляхам, а ляхи не дадут спокойно спать Москве. Это тебе на руку, великий хан. И Москва и ляхи обязательно будут воевать между собой… Но помни, твоим союзником против султана всегда будет Москва, а не король, великий хан. Москва будет защищать Астрахань, а значит, и тебя.
Девлет-Гирей закивал головой.
— Хорошо, теперь мне стало совсем понятно. Зови Афанасия.
Посол Афанасий Нагой дожидался ханского зова в одной из комнат дворца. Несмотря на жару, одетый по всем московским правилам в кафтан и пышную шубу, он появился в приемной с шестью слугами, нагруженными подарками.
После краткого обмена обычными любезностями между послом и ханом слуги Афанасия развернули царские подарки, недавно присланные из Москвы.
— Дарит тебе, светлейший хан, наш государь и царь всея Руси платье со своих плеч, в котором послов твоих принимал. Желает тебе, государь, чтобы ты это платье носил на здоровье… и чару ту, из которой пил, вместе с черпалкой, чтобы и ты пил из нее на здоровье. Ежели будешь жить с нами в согласии, каждый год московский царь будет посылать тебе поминки, какие посылал Саип-Гирею
note 75 . И еще тебе шлет великий царь всея Руси Иван Васильевич кафтан из алой бархатной парчи с золотыми украшениями.
Один из слуг взял в руки лежавший сверху кафтан и развернул его перед ханом.
— Черный соболь одинец, коготки золотом окованы, из царской казны, — с жемчугом. Двадцать жемчугов новогородских на каждой ноге. Алый кафтан с белыми цветами и жемчужными пуговицами…
Хан жадно взглянул на подарок, кафтан ему понравился. Сам носить такое платье он вряд ли станет. Но если придется благодарить кого-нибудь из европейских владык…
— Шапка, вышитая крупным жемчугом, — продолжал Афанасий Нагой, — и с кистью, в которую вделан драгоценный камень. И еще посылает великий государь тебе шесть пар парчовых сапог, подкованных под пяткою серебром. Две пары сапог из красного травчатого бархата и золотой пояс с четырьмя золотыми пряжками и бантом… Две шубы соболиные, крытые сукном…
Закончив показ подарков, слуги посла Афанасия отступили к дверям.
— Я с государем вашим, побранившись, с радостью помирился бы, — с сожалением сказал хан, — да теперь на него опять поднимается человек тяжелый… — он сделал паузу, — турецкий султан. Он и меня на войну поднимает. Да и все басурманские государства на царя вашего восстанут за то, что он побрал мусульманские юрты.
Хан замолчал, устремив на Афанасия Ивановича испытующий взгляд. Посол насторожился, он не слышал ничего о новых замыслах турецкого султана, а теперь сам хан говорит… Как это понимать? Хан предупреждает, не хочет успеха султану? Но долго думать нельзя.
— Государь наш за неправды и подлые дела на Казань ходил ратью, — твердо ответил Афанасий Иванович. — Бог над ними суд учинил. А которые казанские люди государю нашему праведно служат, те и теперь в государском жалованье по своим местам живут. А от веры государь их не отводит, мольбищ их не рушит. — Посол чихнул и вытер платком нос и вспотевший лоб. — Астрахань государю нашему дал бог и стоит за нее бог же да государь наш, — продолжал он. — Ведаешь и сам, великий хан, что государь наш крепко сидит на своем коне и недругам свою недружбу мстит.
— Оно так, — ответил раздумчиво хан, — государю вашему эти юрты бог поручил, но ведь и мы на бога надеемся.
— Век свой государи между собой ссылаются поминками, а землями и городами государи не ссужаются, этому статься нельзя.
— Так, так, правильно говоришь… Понравились нам московские поминки. Теперь ты все сказал, а мне подумать надо, посоветоваться со своими ближними людьми, воевать ли московского царя либо мириться с ним.
Прием был окончен. Афанасий Иванович поцеловал ханскую руку и в сопровождении нескольких мурз вышел из дворца.
Через десять минут посланник польского короля Сигизмунда с двумя ханскими сановниками вошел в приемную, где еще держался резкий запах после пропотевшего, одетого в шубы московского посольства. Девлет-Гирей, развалясь, сидел среди подушек со скорбным выражением на лице. Со всех сторон его окружали вельможи в праздничных одеждах. Боли от грыжи у хана не уменьшались. Левую руку он держал на животе, а правую протянул для поцелуя.
Посол поклонился и поцеловал желтую ханскую руку.
— Как здоровье моего брата польского короля? — начал хан обычную церемонию.
Когда порядок был соблюден и все, что нужно сказать, было сказано, хан отложил в сторону королевское письмо и сказал:
— Московский князь согласен посылать мне такие же поминки, какие посылались Саип-Гирею, если я буду с ним в дружбе.
— Если великий хан разорвет мир с Москвой, его величество король польский тоже согласен посылать ему саип-гиреевские поминки, — поспешил возразить посол.
— Стоит ли мне нарушать свое слово, если король дает поминки такие же, как и московский царь?
— Известно ли великому хану, — продолжал посол, — что войска московского князя находятся в Ливоний и обороняться от вашего ханского величества ему нечем. Голод душит московский народ. Нападение на ослабевшую Московскую землю сулит огромную добычу…
— Но войска моего брата польского короля тоже отправлены в Ливонию, — с усмешкой сказал хан, — и не меньшую добычу я захвачу в Польских или Литовских землях.
— Его величество польский король никогда не забывает своих подданных, где бы они ни находились, — с достоинством ответил посол. — Немало войск осталось и на юге королевства… Но разве великий хан может нарушить мир между королем польским и султаном Селимом? Разве великий хан может напасть на земли польского короля без ведома султана?
Хан недовольно поморщился.
— Если мой брат король забудет договор и не будет исправно присылать мне поминки, я всегда волен взять силой то, что мне причитается… Сулеш, — обернулся он к мурзе, стоявшему возле него, — велик ли долг моего брата?
— Польский король Жигимонд не присылал поминок тебе, великий хан, уже пять лет.
— Вот видишь! Почему же я должен порвать мир с московским царем, который исправно присылает мне поминки, по просьбе моего брата Жигимонда, у которого не хватает денег со мной рассчитаться?
Кровь бросилась в лицо польскому послу. Но он промолчал.
— Нет, — продолжал хан, — я не хочу слушать пустые слова. На них не прокормишь и одну жену, а у меня их почти четыре сотни. Передай моему брату, польскому королю, что я не нарушу мира с Москвой. А если в этом году мой брат не пришлет мне то, что он должен, я направлю своих коней на его земли. Если которых городов и не возьмем, то по крайней мере землю повоюем и досаду учиним.
