Малюта Скуратов был доволен собой: царь согласился. Теперь можно для него подыскать невесту, которая и опричнине будет полезна. Может быть, с помощью новой царицы удастся поправить пошатнувшиеся дела. Всезнающий и вездесущий Малюта видел, как охладевают чувства царя к опричникам, и не напрасно: среди них тоже нашлись изменники. Малюта был озабочен и думал о том, как бы снова привлечь царское сердце. Закончив благополучно столь щекотливое дело, он стал докладывать царю, кто и в чем сознался у него в застенках, какие изменные дела удалось открыть.
А царь Иван после его ухода вызвал лекаря Елисея Бомелия. Он чувствовал, что болезнь изнутри подтачивает его силы, и решил с ним посоветоваться.
Бомелий долго расспрашивал больного царя, осмотрел его, ощупал. Расспросил о родственниках, не было ли у них тяжелых болезней. Царь Иван рассказал все, не скрывая. Отец его, великий князь Василий, умер от страшной болезни, гниющий заживо. Брат Юрий был без ума, без памяти и бессловесен до самой смерти. Его собственный сын Федор родился слабоумным, юродивым…
— Ваше величество, — подумав, сказал врач, — ваша болезнь зашла далеко. Она гнездится в крови, передана вам через родительские соки… Необходимо особое лечение. А прежде всего следует составить гороскоп
note 81 на ваше величество. Без астрологии
note 82 нет врачевания.
— Но позволительно ли христианскому владыке прибегать к астрологии?
— Что вы, ваше величество? — искренне удивился лекарь. — При дворах всех христианских владык составляются гороскопы.
— Добро, — вздохнув, сказал царь. — Составляй гороскоп. А еще хотел тебя спросить о другом. Решил я жениться. Нет ли препятствий к браку, не усугубится ли болезнь?
— Женитьба для вас полезна, ваше величество, — подумав, ответил лекарь, — молодая жена может очистить вашу кровь.
Царь был доволен советом лекаря и позволил поцеловать ему свою руку.
Когда Бомелий ушел, царь сделался веселее.
— Внимай, — тронул за рукав спальник Дмитрий Годунов дворецкого и указал на дверь.
Оба прислушались.
Уж как звали молодца,
Позывали молодца
На игрище поглядеть,
На Ярилу посмотреть… —
распевал царь пронзительным голосом.
Лекаря Бомелия привез из Лондона царский посол Андрей Григорьевич Совин. Бомелий сидел в лондонской тюрьме за лживые предсказания и какое-то шарлатанство. Друзья Бомелия, желая спасти его, расхвалили лекаря перед послом Совиным, а посол поверил и попросил королеву Елизавету выпустить Бомелия из тюрьмы и разрешить ему выехать в Москву на царскую службу. Англичане с радостью уважили просьбу Андрея Совина, и Бомелий оказался на свободе. Вместе с русским посольством в конце 1570 года лекарь прибыл в Москву и был представлен царю Ивану Васильевичу.
Весь багаж знаменитого лекаря заключался в сундуке, где хранились три книги в переплетах из черной кожи и склянки с разноцветными жидкостями. И еще Бомелий привез с собой большого черного кота, которого водил на серебряной цепочке. Ошейник у кота был с магическими надписями…
Время шло.
В начале августа царь Иван узнал о приезде английского посла Антония Дженкинсона. Но не торопился с ним увидеться.
В Англии были озабочены положением своих московских купцов. Лондонское общество по торговле с Россией осыпало королеву Елизавету просьбами о помощи. Английское правительство поспешило выполнить требование царя Ивана о присылке к нему знакомого посла.
Антоний Дженкинсон немедленно отправил из Холмогор в Москву толмача Даниила Сильвестра известить царя о своем приезде. Но на всех дорогах были поставлены заставы по причине моровой болезни. Не доехав девяносто верст до Вологды, Сильвестр был задержан в Шуйском остроге на целых четыре месяца.
Дженкинсон послал второго гонца в Москву, окольными путями, но и эта попытка не удалась. Гонец вскоре возвратился в Холмогоры. На одной из застав его едва не сожгли вместе с лошадью.
Все это царь Иван знал, но не пошевелил пальцем для того, чтоб увидеть Дженкинсона. Казни его успокоили и вселили уверенность, что со смертью своих врагов он сохранит жизнь и престол… А потом, он все еще был в обиде на королеву Елизавету.
До половины января 1572 года пробыл английский посол в Холмогорах, подвергаясь оскорблениям и обидам со стороны служилых людей.
Глава двадцать девятая. «ДА ОСТАЛИСЬ ЛИ НА РУСИ ЕЩЕ КАКИЕ-НИБУДЬ ЛЮДИ?..»
Все русские люди были привязаны за шею к березовым жердям по десять человек. Можно было бы связать пленных веревкой, так было бы для них удобнее, но в безлесных крымских степях нуждались в дереве. Десять пленных приносили одну жердь, а тысяча — сто жердей. Десять тысяч — тысячу жердей. И считать удобнее.
Пленные шли по древней дороге, там, где из года в год оставался след татарских коней, шли по костям и крови многих русских. Подгоняемые безжалостными стражниками, они двигались на юг, к перекопской крепости, и дальше, к месту тяжкого труда и бесконечных страданий.
У каждого пленного на запястье болталась деревянная, привязанная на шнурке бирка со знаком хозяина. Кормить их стали немного лучше: давали сухое толченое пшено и сухую конину. Хозяева не хотели смерти своих рабов.
На третий день пути русские увидели высокий земляной вал, перегораживающий узкий крымский перешеек. За валом высилась каменная крепость. Когда подошли ближе, увидели широкий ров, наполненный водой. Только в одном месте, там, где в земляном валу были проделаны ворота, ров прерывался узким проходом, шириной в несколько аршин. Ворота в земляном валу вели в крепостной двор. Сильный отряд турецких солдат охранял каменную твердыню. Ни один иноземец не мог покинуть Крым и проникнуть на север через крепость без ханского пропуска.
Старый еврейский купец, откупщик таможенных податей, с каменным лицом смотрел на проходящие мимо него толпы пленных. Одной рукой он держался за огромный кожаный кошель, висевший на груди. Возле него стоял бочонок с холодной водой, чуть подкрашенной гранатовым соком.
У ворот остановил коня начальник отряда стражников полнотелый мурза Узбек. На нем халат из яркой ткани, изрядно пропыленный в степи, и остроконечная войлочная шапка. Мурза неуклюже сидел в седле на коротких стременах, подобрав ноги. С левой стороны за спиной висел налуч, с правой — колчан со стрелами.
— Дай напиться, — насупив брови, произнес мурза Узбек.
Купец зачерпнул медным ковшом на длинной ручке воды из бочонка и с низким поклоном подал татарину.
Мурза выпил, вытер рукой редкую бороденку, отдал ковш.