А как они танцевали! Нечего говорить, что между ними и лучику света нельзя было пробиться? Граф Шеффилд и Даунз прижался лицом к волосам жены, но у той был такой вид, как будто она еле себя сдерживает, с удовлетворением рассказывала леди Престлфилд.
Шарлотта не просто еле сдерживалась. Гнев и страх сменяли друг друга: Алекс отправлялся в одно из самых бессмысленных донкихотских путешествий, какое только можно было вообразить? Кому какое дело, что он в совершенстве владеет итальянским и его можно принять за итальянца? Никто в здравом уме не отправился бы шпионом во Францию во время столь ненадежного перемирия, заключенного правительством Англии с Наполеоном. Что же касается Люсьена… Раньше ей всегда нравился этот джентльмен, а с тех пор, как на пикнике они поняла, что Люсьен во Франции потерял и жену, и ребенка, она прониклась к нему глубокой симпатией. Но теперь! Если только он осмелится появиться перед ней, она наговорит ему ужасных вещей.
— И не говори мне, что это просто женская предубежденность, Алекс! — обрушилась она на мужа в тот же вечер дома. — Ни один, кто хоть немного считается с твоим благополучием, не попросил бы сделать это. Поехать во Францию! Притвориться итальянцем! Искать какую-то девочку, которую наверняка уже нашли и гильотинировали, да еще пытаться вдвоем с ней выбраться из страны. Не говоря уже о путешествии с известным французским графом! — Шарлотта стоически удерживала слезы. — Да тебя сразу же схватят и казнят!
— Люсьена не будет со мной, — терпеливо объяснял Алекс. — Он будет ждать на корабле у побережья Франции. Ему въезжать в страну слишком опасно. Но, Шарлотта, это прекрасный шанс спасти маленькую сестренку Люсьена и Дафны. Как я могу отказать в этой просьбе? В конце концов, это просто: итальянцы могут свободно путешествовать по Франции. Я въезжаю в страну как преуспевающий торговец, пересекаю границу и — недалеко от нее — забираю девочку из лавки галантерейщика, и вот мы здесь. Не волнуйся, любовь моя. Сейчас в Париже полно англичан — помнишь, мы подписали мир с Наполеоном?
— Нет, Алекс, нет, — твердила Шарлотта, обнимая его. — Это слишком опасно. Ты не можешь оставить нас с Пиппой. Не можешь! Я умру без тебя.
— Послушай, дорогая, — Алекс отстранился от Шарлотты и посмотрел в ее ясные глаза, — я родился джентльменом. Мне страшно повезло: я не хотел бы родиться, например, трубочистом. Но самая честь родиться джентльменом подразумевает, что я не могу отказать в просьбе Люсьену только из-за того, что боюсь. Даже если мне ненавистна сама мысль, что я оставлю тебя и Пиппу. Так же, как я не могу не выполнить вежливое приказание лорда Брексби взять в Париже пакет или что бы это ни было. Им нужен кто-то, кому они могут доверять. Они могут довериться мне, потому что я воспитан так, чтобы быть достойным доверия.
Шарлотте хотелось встряхнуть его: какой глупый и бессмысленный повод рисковать своей жизнью! Но по выражению лида любимого она видела, что Алекс верит в те глупости, которые говорит. Ее глаза наполнились слезами разочарования.
— Младшей сестре Люсьена всего тринадцать лет, — продолжал Алекс. — Я не могу оставить ее там, Шарлотта. Тот торговец, который ее взял, сам подвергся страшной опасности. Очевидно, он всем сказал, что это его племянница, но за выдачу аристократов независимо от их возраста предлагают очень большие деньги…
Плечи Шарлотты сотрясались от рыданий, и она спрятала лицо на груди Алекса.
— Почему не может поехать кто-нибудь другой? — со слезами воскликнула она, как веками вопрошали жены и матери, провожая мужчин, уходивших сражаться в далекие края.
— Потому что я так не похож на англичанина, — с иронией сказал Алекс. — И благодаря Марии знаю итальянский. Дорогая, я буду в полной безопасности, обещаю тебе. Я вернусь в Англию, прежде чем ты закончишь портрет этой костлявой судомойки.
— Но почему так внезапно? — Шарлотта отошла к окну и смотрела в темный сад. Она была безутешна.
Алекс подошел к ней и задернул портьеры.
— Нельзя терять времени.
Шарлотта понимала, что он имел в виду: тринадцатилетняя девочка… Он обхватил ее сзади, и Шарлотта прислонилась к мужу. Ее руки беспокойно теребили край бархатной портьеры.
— Я не понимаю, почему лорду Брексби нужно, чтобы именно ты ехал в Париж. Ведь Париж — самое опасное место!
— Это не так, дорогая, — в его глубоком густом голосе не слышалось беспокойства. — Итальянцы постоянно приезжают в Париж и уезжают из него, и меня не просят вывезти кого-либо из Парижа. Там я лишь должен забрать небольшой пакет. Это займет несколько часов, и если даже мою карету обыщут на обратном пути, я ничем не рискую: как тебе известно, французское правительство разрешает деловые взаимоотношения.
— Но я все равно не понимаю, почему Люсьен не может просто нанять кого-нибудь, — возразила она, — Ты сам говоришь, что спасение людей — опасное дело.
— Если бы ты оказалась во Франции, дорогая, я бы обратился к самому близкому другу. Если бы Патрика не было в Англии, я попросил бы Люсьена. Я бы никогда не нанял человека, которого не знаю. Оба брата Люсьена погибли на гильотине, поэтому он вынужден обратиться ко мне. Но при этом он не обратился ко мне лично. Он предоставил мне выбор, написав письмо. Но, Шарлотта, отказаться было бы ошибкой: потом я бы не смог себе простить этого. Что, если через месяц или два мы услышим, что девочку бросили в тюрьму? Ведь до сих пор Люсьен даже не знал, что она жива.
Они помолчали. Затем смирившаяся Шарлотта протянула руку к сонетке, чтобы вызвать Мари. Время ложиться спать. Алекс должен был уехать в пять утра, оставалось всего три часа.
Она взглянула на мужа. Он умоляюще, с вожделением смотрел на нее, и сердце у Шарлотты словно перевернулось. Ну так что же? Она уже нарушила все правила поведения замужней леди. Странно, что в то время, как она нарушала священные законы поведения леди, Алекс рисковал жизнью, чтобы не нарушить законы джентльменов, с иронией подумала Шарлотта.
И она хотела этого, сознавала Шарлотта. Хотела так же сильно, как и он.
— Не побудете ли моей горничной, милорд? — отдернула она руку от звонка.
Алекс взял в ладони ее лицо и поцеловал ее нежные губы.
— Я не стою тебя, — сказал он. — Я не стою тебя, Шарлотта.
Шарлотта провела руками по его плечам, спине и еще ниже… Жена Алекса медленно училась быть смелой, но лишь теперь начинала, понимать, как возбуждает его каждое ее прикосновение. Шарлотта прижалась к мужу.
— Если вдруг ты не вернешься, — с болью в сердце прошептала она, — я хочу запомнить твое тело.
Его руки дрожали от нежности и желания. Он повернул Шарлотту и начал расстегивать пуговицы на ее платье. Перламутровые пуговки отрывались и рассыпались по полу со звуком, напоминавшим топот лапок разбегающихся мышей. Расстегивая платье, он целовал ее, а целуя — опускался все ниже, пока не оказался стоящим на коленях. Он снова повернул Шарлотту лицом к себе и потянул платье вниз, пока не обнажился ее молочно-белый живот. Он прижался к нежной коже.
