— Все это, конечно, интересно, но бесполезно, — пробормотал Фуко. — Итак, мой дорогой Моул, поскольку портной Франсуа уже посетил ваше скромное жилище, то я предполагаю вместе с вами нанести в этот дом визит. Во вторник через две недели. Побеседуем с Патриком Фоуксом, прозондируем почву. Вы один из приближенных Селима, Байрак Мустафа, по-английски не говорите. Будете сидеть и изображать из себя важную персону. Ну как?
Не дожидаясь ответа, месье Фуко стряхнул с рукава пылинку и медленно вышел за дверь.
Патрик сидел, вытянув ноги, на заднем кресле своей ложи в музыкальном театре «Друри-Лейн» и посматривал на жену, которая сидела в переднем кресле. Если прекрасная дочь маркиза Бранденбурга, леди Софи Йорк, пользовалась успехом в обществе, то восхитительная жена достопочтенного Патрика Фоукса, леди Софи Фоукс, с очевидностью обещала стать ведущей дамой света. В данный момент ее окружали джентльмены. Так уж было заведено в свете, что у каждой молодой замужней дамы появляется группа поклонников. Девушки на выданье, конечно, тоже хороши, каждая на свой манер, но с ними надо проявлять осторожность. Здесь чуть что не так, и сам не заметишь, как мигом отправишься под венец. С замужней дамой можно этого не опасаться, а кроме того, блистать остротами, которые для ушей невинных девушек могут показаться слишком смелыми.
Снова услышав мелодичный смех Софи, Патрик скривил губы. Поклонники облепили ее, как осы банку с медом. «Наверное, пытаются заглянуть за корсаж», — мрачно подумал он. На Софи было темно-золотистое платье, сильно открывающее грудь.
— Разве в таком платье прилично идти в театр? — спросил Патрик, когда Софи появилась в холле их дома, поправляя длинные, до локтей, перчатки.
Она бросила на него лукавый взгляд из-под ресниц:
— А почему бы и нет? Мне оно кажется вполне пристойным.
Патрик промолчал. Достаточно было одного взгляда на выпирающую из платья сливочно-кремовую грудь, чтобы все его существо охватило жгучее желание. Он быстро закутал жену в бархатную накидку и вывел наружу, боясь, что она может заметить, как дрожат его руки.
«Так какого же черта? Ведь она моя жена».
Софи не обнаруживала ни малейших признаков обиды, но ее супруг, вместо того чтобы наслаждаться своей собственной женой в своей собственной постели, где он и должен был находиться, последние несколько недель провел, бродя по глухим лондонским улицам.
Патрик глубоко вздохнул. Галантные поклонники почти полностью закрывали Софи, но время от времени образовывался небольшой просвет, через который можно было наблюдать ее сладостные формы. Он скрестил ноги. Скорее бы закончился антракт и продолжился этот чертов спектакль под названием «Христианин, ставший турком». Христианин, о котором шла речь, превращался в турка до ужаса медленно, так что времени для размышлений у Патрика было более чем достаточно. Не стоит, наверное, и упоминать, что размышлял он в основном о Софи. Конец антракта также означал, что эти болваны, которые постоянно вертелись вокруг его жены, покинут их ложу. Естественно, в эту группу входил также и Брэддон. В последнее время Патрик его особенно возненавидел.
Софи остро ощущала присутствие мужа, хотя виду не подавала. В данный момент она рассмеялась шутке Люсьена Боша, ударив его веером по руке. Он был ее несомненным фаворитом. Красивый, умный и, самое главное, никогда не скатывался на пошлость. Все шутки у него были легкими и действительно остроумными.
Люсьен завладел ее рукой и поднес к губам.
— Я раб ваших прекрасных глаз, о моя леди.
— В таком случае спаси вас Господь, потому что я такой жертвы принять не могу, — кокетливо возразила Софи.
— Спасти меня не может никто, кроме вас… Вы богиня!
— Антракт заканчивается, и я приказываю вам возвратиться на свое место.
— Увы, не могу. — Люсьен театрально прижал руки к груди. — Леди Софи, ведь я апостол вашей красоты. Это означает, что вдали от источника блаженства моей жизни может угрожать опасность.
— Какие громкие слова! — Софи засмеялась. — Когда вы перестанете лукавить?
Люсьен тоже засмеялся:
— Вечером, ложась в постель, я неизменно мечтаю о вас.
Софи метнула быстрый взгляд на Патрика, который, нахмурившись, изучал программу. Она еще не привыкла к шуткам, которые были обычными в разговоре поклонников с замужними женщинами. Это ее несколько смущало, и она не хотела, чтобы смущение было обнаружено. В девичестве она считалась острой на язычок, но сейчас все было иначе.
К тому же флирт с Люсьеном ее вовсе не интересовал, потому что все ее мысли были сосредоточены на муже. Хотя Патрик этого, разумеется, совершенно не замечал. Ему вообще все было безразлично.
Люсьен нежно взял ее за руку.
— Леди Софи, надеюсь, вы понимаете, что все это шутки. — Их глаза встретились. — Я флиртую, потому что это сейчас модно. Но слушать вас вовсе не намерен.
Софи улыбнулась:
— Вы говорите одно и то же каждой даме?
— В точности, — подтвердил Люсьен. — Но вы, миледи, мне слишком нравитесь, чтобы забавляться фальшивыми признания ми. К тому же ваш румянец выдает, что эти игры пока для вас еще новы.
Софи покраснела еще сильнее.
Патрику случилось именно в этот момент поднять глаза. Он помрачнел. Как можно доверять Люсьену, зная о пристрастии Софи к ласковым словам, произнесенным по-французски. «Черт возьми, — внутренне простонал он. — Неужели со временем я подобно матери Софи позволю появляться в нашем доме только пожилым, а лучше всего — дряхлым французам?»
Софи о чем-то шепталась с Люсьеном. «Очень мило. Желательно не потерять рассудок, — думал Патрик. — Ведь общеизвестно, что Люсьен до сих пор остается верен своей покойной жене, а Софи он просто этим флиртом развлекает. Пустая светская болтовня, не более того».
Раздраженный Патрик встал и вышел из ложи. Почему нужно сидеть рядом и наблюдать, как мужчины объясняются в любви его жене? «Я становлюсь одержимым, — думал он, шагая по коридору, удрученный нелогичностью своего поведения. — К чему эта глупая ревность? — Он вышел на улицу. — Спрашивается, куда вчера ездила Софи? Брэддон приехал за ней в два и доставил обратно только к семи. Ей едва хватило времени переодеться для театра. То же самое было в пятницу неделей раньше».
Патрик шагал по темному переулку недалеко от театра «Друри-Лейн», его сердце гулко стучало. Удручало то, что он не мог потребовать отчета, чем занимается жена во второй половине дня со своим бывшим женихом.
«Но Софи чиста, правдива и даже наивна, — продолжал напоминать себе Патрик. — За все время в ней не обнаружилось ни следа фальши. А я так запутался, что просто не могу себя заставить войти в ее спальню, не могу обнять… ее, мою самую желанную в мире жену. Вот что хуже всего.
Софи проводит ночи в одиночестве, но ей это как будто все равно. Если бы она хоть чем-то намекнула, выразила маленькое недовольство, что ей не нравится мое отсутствие, то все было бы гораздо легче. Но она ведет себя абсолютно ровно, неизменно приятна в общении и дружелюбна. Буквально не к чему придраться».
