Взяв лист почтовой бумаги «Боксерского салона Джексона», Патрик быстро написал записку, дал посыльному крону, чтобы тот доставил ее мистеру Дженнингсу, адвокату из конторы «Джен-нингс и Конделл».
Полчаса спустя в своем домашнем кабинете Дженнингс озадаченно перечитывал эту записку. В ней говорилось: «Найдите самого лучшего в Лондоне доктора-акушера», а дальше размашистая подпись Патрика.
«Почему Фоукс прислал ее на ночь глядя? — думал Дженнингс. — Неужели нельзя было подождать до завтра? И почему она послана из боксерского салона? Неужели ребенок внебрачный?»
Ему-то было, конечно, все равно, но Фоуксу в будущем это сулило немало хлопот по финансовой части. Дженнингеу это было хорошо известно. Ведь их адвокатская контора обслуживала также и королевскую семью.
До сих пор, правда, у Фоукса никаких сложностей не возникало, а тут поди ж ты, женат всего несколько месяцев и уже ухитрился завести ребенка на стороне. Вот и пойми этих беспутных аристократов.
Дженнингс неодобрительно поджал губы.
А Патрик по пути домой, вспомнив, при каких обстоятельствах расстался утром с женой, окончательно расстроился. Опять потерял самообладание. Ну сколько же можно! Софи наверняка обиделась.
Он устало потер лоб.
Но разве у двери гостиной она не улыбалась? Это верно, улыбалась. Но глаза! Надо будет запомнить на будущее: если хочешь знать правду, следи за глазами Софи. Они не врут.
Он сразу же прошел в спальню жены. Вечер был влажный, прохладный, и потому огонь в камине горел. Софи сидела рядом в ночной рубашке из тонкого батиста с книжкой в руках.
Патрик подошел, опустился в кресло, вытянул вперед ноги и только потом поднял глаза. Она улыбалась, но в глазах сквозила настороженность. Патрик почувствовал странное удовлетворение. Научился по глазам определять настроение жены, и то хорошо. Посторонний мог бы подумать, что у нее сейчас прекрасное настроение, но Патрика не проведешь.
— Извини меня, — проронил он. — Я вел себя как скотина.
Софи кивнула.
— Все в порядке, Патрик. Я не сержусь.
Теперь глаза улыбались, но руки на коленях чуть подрагивали. «Еще один способ читать мысли Софи, — подумал Патрик. — По рукам».
И действительно, она едва скрывала обиду. Ребенок еще не родился, а он его уже не любит, не хочет. Но лучше промолчать. Руки были сцеплены настолько сильно, что побелели костяшки пальцев.
— Софи, ты советовалась с доктором?
— Нет.
Патрик нахмурился:
— Завтра надо это обязательно сделать.
Через секунду он встал, поднял Софи и уселся с ней в кресло. Тело жены вначале напряглось, а затем расслабилось. Она уткнулась лицом в его грудь.
— Теперь нас уже трое, — прошептал он ей на ухо. — Ты, я и наш ребенок.
Патрик обнял ее крепко-крепко, как будто хотел защитить от всех напастей. И они сидели так втроем очень долго.
Глава 22
В начале мая в Лондон начали снова стекаться аристократы. Дверные молотки у великолепных дубовых дверей и сами двери тщательно протирались от пыли. Прислуга проверяла состояние постельного белья и наличие восковых свечей.
Дворецкие жаловались друг другу на безответственность молодежи, а специальные бюллетени агентств по найму пестрели объявлениями. «На следующей неделе леди Фиддлстикс понадобятся четыре опытных лакея», «Домоправительница барона Пиддлсфорда ищет двух хороших горничных для работы в господских покоях; предпочтительны девушки из деревни», «Леди Гринтерк требуются двое ливрейных лакеев с одинаковым цветом волос, ростом и комплекцией; предпочтительны темноволосые; рыжих просим не беспокоиться».
Вот-вот должен был качаться светский сезон. Проведя последние несколько месяцев за изучением иллюстраций в журнале «La Belle Assemblee»
[24]
, светские дамы теперь наперебой приглашали модисток и выстаивали долгие часы на примерках туалетов. Джентльмены в основном сами посещали своих портных, а также щеголяли в новых сапогах, начищенных до такой степени, что, если нужно было поправить замысловатый галстук, в них можно было смотреться как в зеркало. Более смелые, а возможно, более тщеславные, испытывали новейшие образцы мягких подкладок для ног и плеч, добытые камердинерами в обстановке строгой секретности, а затем, доведя икры ног и плечи до соответствующего моде размера, прогуливались по Уайтхоллу или посещали палату лордов.
За неделю число карет на Пиккадилли и площади перед Королевской биржей увеличилось в несколько раз. В Гайд-парке снова появились фаэтоны с высокими козлами. Повеселели и торговцы фруктами в Ковент-Гардене, а по улицам Мейфера и по Ганновер-сквер засновали продавцы лаванды, предлагая хриплыми голосами букеты свежих цветов.
Генри в новом, с иголочки, костюме отбыл в свою школу. Перед отъездом он сиял. Все невзгоды войны уже давно забылись, он прекрасно освоил английский, включая многочисленные ругательства. Здесь уж постарались младшие конюхи, с которыми он водил дружбу. Софи заканчивала занятия с Мадлен. Та впитала в себя знания, как губка, и была уже не просто похожа на леди а, изучив «Книгу пэров Дебретта», знала об аристократических семьях Англии, наверное, даже больше, чем Софи.
Самые трудные стороны поведения светской леди дались Мадлен с поразительной легкостью. Она знала, как справиться с дерзким слугой, мастерски владела веером, этим изящным и в то же время опасным оружием, великолепно танцевала, была одета по последней французской моде. Так что теперь никто не мог заподозрить в ней дочку торговца лошадьми.
«Так отчего же я не радуюсь? — спрашивала себя Софи. — Все завершилось успешно, Мадлен будет превосходной графиней».
Сегодня вечером супруги Фоукс давали ужин, на котором Софи должна будет представить Мадлен светскому обществу.
Но Патрик… Патрик ни разу с тех пор не упомянул о ребенке.
— Завтра тебя навестит доктор Ламбет, — сказал он тогда. Софи удивленно посмотрела на мужа.
— Я думала обратиться к доктору Шарлотты.
— К доктору Шарлотты! Ты в своем уме? Рожая Сару, Шарлотта чуть не отдала Богу душу.
Софи точно знала, что тогда доктор был ни в чем не виноват, но спорить не стала.
— А как ты выбрал доктора Ламбета?
— Через моего адвоката. Он проверил статистику смерти рожениц. У Ламбета по этой части самые лучшие результаты.
Софи молча кивнула, хотя ее всю передернуло.
После визита доктора Ламбета она сообщила Патрику, что тот никаких причин для беспокойства не видит. Патрик, в свою очередь, тоже только молча кивнул.
Они вместе завтракали и ужинали, говорили о том о сем, но никогда о будущем ребенке. Как будто его появление на свет и вовсе не предвиделось. Когда Патрик критически осматривал ее талию, она знала, он думает о ребенке, но стоило ей завести разговор, как муж тут же менял тему или покидал комнату.
