– Расскажи, чего же просил твой муж?
– Ничего… – горестно протянула Поппи. – Боюсь, я и вправду ханжа, как он однажды сказал. После этого-то я и стала делать то, что он просил.
– Что же?
– Снимать ночную рубашку.
– И… – ободряюще кивнула Джемма.
– Снимать ее перед тем, как лечь.
– А дальше?
– Я снимала рубашку и ложилась в постель. Поверьте, я всегда лежала тихо и не мешала ему, что бы он ни вытворял.
– И что же он вытворял? – воскликнула не отличавшаяся терпением Джемма.
– Он… ощупывал меня и делал то, ради чего приходил в мою спальню. Я ему никогда не мешала. Он знал, что может делать это столько раз, сколько ему угодно.
– О Господи! – не удержалась от восклицания герцогиня Бомон.
Поппи разрыдалась.
– Со мной что-то не так, да? – лепетала она сквозь слезы. – Я давно догадывалась… У других женщин все как-то проще, если не считать моей мамы. Я, должно быть, пошла в нее… Луиза, например, флиртовала с Флетчем, но это не значит, что она в него влюблена…
Джемма промолчала, и Поппи переспросила:
– Луиза ведь не влюблена в него, да?
– Ни на йоту! – успокоила ее подруга.
– Вот ты, Джемма, разве тебя не пугает перспектива играть третью партию в постели с мужчиной?
– Нет.
– И если он вдруг отодвинет доску в сторону, тебя и это не смутит?
– О котором из моих соперников идет речь – о муже или о Вильерсе? – спросила Джемма.
– О том и о другом, – ответила Поппи, подавляя слезы.
– Полагаю, я смогу обыграть мужа, – продолжала герцогиня Бомон. – А Вильерс… – Она замолчала, сообразив, что Поппи вела речь не о том, сможет ли она победить, а о том, что будет, если она проиграет. – Когда-нибудь мне все равно придется спать с мужем, потому что я вернулась сюда из Парижа с намерением зачать наследника. А для зачатия нужны двое. Надеюсь, тебе это известно, Поппи?
– Разумеется! – с плачем отозвалась молодая герцогиня. Ее детское личико казалось гневным и горестным одновременно. – Я даже заявила Флетчу: как же мы заведем детей, если ты не приходишь ко мне в спальню? Ты должен выполнять свой супружеский долг! Мама рассказывала, что папа регулярно посещал ее до тех пор, пока она не забеременела. Но Флетч… Его интересуют только…
Рыдания снова заглушили ее слова.
– Удовольствия? – подсказала Джемма.
– Да, если ты это так называешь.
– А как назовешь ты?
– Не знаю… – заплаканное лицо Поппи исказилось страдальческой гримасой. – Просто не знаю. Я старалась… Я делала все, что он хотел, позволяла ему все, что он хотел, разрешала ему целовать себя везде, где он хотел, хотя это очень, очень плохо…
Джемме показалось, что семейные проблемы Поппи слишком серьезны, чтобы можно было надеяться помочь их решить.
– Почему плохо? – спросила она осторожно.
– Мама… – начала было Поппи, но снова разрыдалась.
– Пожалуй, нам нужно выпить по чашке чаю, – решила хозяйка. – А потом я расскажу, что делала сама и что позволяла делать мужчине в постели, поэтому приготовься, ты будешь потрясена.
Каждой из них потребовалась не одна, а две чашки чаю, после которых обе дамы уселись на маленький диванчик у окна, и Поппи с надеждой посмотрела на Джемму.
– Видишь ли, дело не в том, что мы позволяем мужчинам, – начала герцогиня Бомон. – Кстати, дорогая, попробуйте этот слоеный пирожок с яблоком – очень вкусно! Так вот, во главе угла должны быть наши требования к мужчинам.
– Мы должны требовать погасить свет, – подхватила ее мысль Поппи. – Я всегда настаивала на этом.
– Ничего подобного, – покачала головой Джемма. – Главное – помнить, что мужчины очень легко достигают удовлетворения, а женщины – нет. Поэтому на первом месте должно стоять наше удовлетворение.
– Ах, Флетч об этом прекрасно знает, – огорченно заметила гостья. – Он так часто спрашивал меня, нравятся ли мне его ласки, что я однажды чуть не накричала на него. Но ему было все равно, что я говорила. Он продолжал делать то, что делал, нравилось мне или нет. Если же ему приходилось прекращать, то он на меня сердился.
– Значит, Флетч заботился и о твоем удовольствии? Это же прекрасно!
– Даже чересчур заботился, – подосадовала Поппи.
«Похоже, мы подобрались к сути проблемы», – подумала Джемма и сказала:
– Выходит, что бы Флетч ни делал, он не мог тебе угодить?
– Видишь, дело во мне! – нервно кусая губы, воскликнула Поппи. – Со мной что-то не так! Однажды ночью Флетч даже попросил, чтобы я сама направляла его, подсказывала ему, что мне нравится.
– Да, это гораздо проще, чем полагаться на интуицию мужчины, – одобрительно кивнула герцогиня Бомон.
– Я только хочу все делать правильно, – с отчаянием в голосе сказала Поппи. – С самой первой нашей ночи у меня ничего не получалось. Когда Флетч просил меня о чем-то, я даже не понимала, о чем он говорит. К тому же он вел себя так бесстыдно… Похоже, он не имеет ни малейшего представления о том, что может быть по нраву хорошо воспитанной леди.
– Несомненно! Должна сказать, милая, что, судя по твоему рассказу, Флетч намного интереснее большинства английских мужчин.
– О да, – помрачнев, согласилась Поппи. – Он стал таким красавцем! Когда я на него смотрю, мне даже не верится, что я та счастливица, на которой он женат. Но когда я вижу в его взгляде презрение и вспоминаю о своем изъяне, то жалею, что он женат на мне, а не на другой. Выходит, я могу любить его только издалека? Я и этому рада, потому что мне не нужен никто, кроме него. Ах, если бы мы не поженились, он бы сейчас смотрел на меня совсем по-другому.
– Мне кажется, что у Флетча слишком высокие требования, – проговорила Джемма. – Мы с Бомоном никогда не предавались изысканным ласкам в постели, но это нисколько его не тревожило. – Она замолчала, вспомнив о причине, по которой они с мужем разъехались, – о любовнице, с которой она застала Бомона в его вестминстерском кабинете. – Или мне только казалось… Я ведь не знала, что у мужа была любовница.
– Мама еще до свадьбы предупреждала меня, что Флетч непременно заведет любовницу. – Голос Поппи предательски задрожал, но она удержалась от слез и гордо вскинула голову. – Я ей тогда не поверила, потому что он очень сильно меня любил. Думаю, что смогу привыкнуть к новым обстоятельствам и вообще ко всему, что бы ни произошло. Не зря же я же столько лет прожила с мамой…
– Послушав тебя, я должна быть благодарна своей родительнице за ее ранний уход из жизни, – заметила Джемма. – Ее не стало так рано, что я ее почти не помню.
