– Не думаю, что это стоит делать до выздоровления Вильерса.
– Но почему? Только потому, что первые две игры – со мной и с Вильерсом – вы сыграли одновременно? Но это не обязывает нас поступать так и дальше. Именно тот факт, что первые партии состоялись одновременно, и породил досадное предположение, что вы делали выбор между мной и Вильерсом.
Джемма внимательно посмотрела на мужа, но тот, спрятав глаза в тени густых ресниц, разглядывал черную шахматную королеву.
– Вы вызвали меня на матч, едва до вас дошло известие о моем матче с Вильерсом, – напомнила герцогиня. – Так что предположение, о котором вы говорите, возникло сначала у вас, а уж потом – у всех остальных.
– Если мы сыграем партию, пока Вильерс пребывает в беспомощном состоянии, то нездоровый интерес к следующему претенденту на ваше ложе несколько поутихнет.
Должно быть, в нем говорил политик, ибо кто иной мог бы абсолютно бесстрастно обсуждать столь деликатный вопрос? Разумеется, его волновала только собственная репутация.
– Есть опасность, что Вильерс не выживет? – спросила герцогиня, вертя в руках шахматного слона.
– Он в тяжелом состоянии. Герцогу повезет, если он останется в живых.
– Боже! – прошептала подавленная Джемма.
– Его смерть разобьет вам сердце? – по-прежнему не глядя на нее, задал вопрос Бомон. – Если так, то я глубоко сожалею о его болезни.
– С чего вы взяли? Конечно, нет. Я знала его совсем недолго, хотя между нами уже начали складываться дружеские отношения. Мне нравилось с ним общаться. Бедный Вильерс!
– Возможно, вас связывали более чем дружеские отношения, – бесстрастно предположил герцог.
– У меня исключительно крепкое сердце, – заметила герцогиня. Разговор начал ее раздражать – слишком бесцеремонно муж пытался вторгнуться в запретный мир ее чувств. – Оно не выдержало только один раз, много лет назад, и разбили его вы, Элайджа. С тех пор оно принадлежит только мне.
– Вы говорите, я разбил вам сердце? – удивился Бомон.
– А вы так не думаете?
– Нет. Я думал, что отчуждение между нами возникло только потому, что у нас было мало общего.
– Это и есть самое ужасное, – печально кивнула герцогиня. – У нас действительно было мало общего, но даже из этого малого я ухитрилась выстроить себе огромный воздушный замок. Слово «замужество» иногда лишает женщин здравомыслия. Но вы дали мне хороший урок.
– Я прошу у вас прощения.
Джемма бросила на мужа испытующий взгляд из-под ресниц – разумеется, герцог выглядел уставшим, но не казался изможденным, как бывало иногда, когда он являлся домой бледным, с тенями под глазами, с запавшими щеками.
– Чем вы сейчас занимаетесь в палате лордов? – рискнула она спросить.
– Шотландцами и бренди.
– Шотландцами? Ах, это, видимо, связано с церемонией представления шотландцев в палате?
– Так вы читали в газетах об этом сумбурном событии? – удивленно поднял брови герцог. – Мне казалось, вы не интересуетесь политикой.
– Не столько политикой, сколько политиками, как людьми здравомыслящими, – сказала Джемма, задетая замечанием мужа. – У меня, конечно, нет времени читать все газеты, но я стараюсь быть в курсе событий. Разумеется, – не удержавшись, добавила она, – я понимаю в политике гораздо меньше, чем ваша мисс Татлок.
– О, мисс Татлок действительно выдающаяся женщина, – согласился Элайджа даже с некоторой гордостью. – Она обладает уникальным для своего возраста и пола политическим чутьем. Представляете, сегодня на заседании Королевского общества
[10]
она внесла предложение, на которое обратил внимание даже лорд Роллинс!
– Неужели? – удивилась Джемма, решив, что мисс Татлок ей совершенно несимпатична. – И как же это произошло?
– Сегодня я читал там лекцию, поэтому и не пошел в парламент, – пустился в объяснения Бомон. – Мисс Татлок руководит женской секцией. Обычно лекции проводятся для действительных членов общества, но иногда мы приглашаем на них и дам.
Джемма размышляла, стоит ли признаться, что она знает о его лекции, но решила, что не стоит, поскольку никто не удосужился ей сообщить об этом выступлении.
– Мисс Татлок поступила весьма смело, придя на вашу лекцию, – проговорила она. – Позвольте спросить, не по вашей ли инициативе ее пригласили?
– Пожалуй, слово «смело» здесь неуместно, – возразил герцог.
– Вы находите? Но на прошлой неделе «Морнинг пост», как вы помните, снова писала о ваших отношениях с этой девицей. И вы прятали глаза после приватной беседы на музыкальном представлении у лорда Рочестера. Интересно, что, по мнению мисс Татлок, произойдет со мной, если ей удастся прельстить вас своими многочисленными достоинствами?
К удивлению Джеммы, Элайджа не стал притворяться, что не понимает, о чем идет речь.
– Вероятно, она надеется, что вы зачахнете от какой-нибудь тяжелой болезни, – сказал он. – Молодые влюбленные женщины готовы поверить во все, что угодно.
– Но я совершенно здорова, – без тени беспокойства заметила герцогиня. – Так мы играем?
– Если вы не хотите возобновить матч, мы могли бы сыграть партию просто так.
Ни Джемма, ни Элайджа не произнесли то, что было очевидно для обоих, – если Вильерса не станет до завершения матча с герцогиней, то вместе с ним умрет и интерес к поединку супругов Бомон.
– Замечательная идея! – обрадовалась герцогиня. – Сыграем одну-две партии просто так, для удовольствия, а матч продолжим после выздоровления Леопольда.
– Леопольда? – удивленно переспросил Бомон.
– Так зовут Вильерса, – пояснила Джемма с самым невинным видом. – Разве вы не знаете? Я думала, вы с ним друзья детства.
– Оказывается, и вы с ним настолько близки, что даже называете друг друга по имени. Я и не подозревал об этом.
Герцогиня двинула вперед пешку. Обдумывая ходы, переставляя фигуры, она постепенно с головой ушла в игру, и тревожные мысли о Бомоне, несносной выскочке мисс Татлок и тяжелом состоянии Вильерса отлетели прочь.
Через час она сказала мужу с торжествующей улыбкой:
– Вот теперь мне стало легче.
– А мне наоборот, – кисло заметил он.
– Зато вы выиграли первую партию матча. Нынешняя же партия, в которой победа досталась мне, значения для матча не имеет. И все же я очень довольна выигрышем.
– Давайте все-таки начнем вторую партию матча, – предложил Элайджа. – Пожалуйста, не заставляйте меня дожидаться смерти Вильерса, это слишком отвратительно.