Она резко остановилась перед ним. Симеон постарался взять себя в руки, но увидел, что в ее глазах не осталось больше симпатии, зато в них появилось раздражение.
— Считаю, нам следует придумать правило, — сказала она.
— Какое? — Его губы онемели, он слегка покачивался. Такое всегда происходило с ним, когда рядом оказывалась Исидора. — Какое еще правило?
— Не уходить во время спора, не закончив его. — Взяв его под руку, она повыше подняла зонтик. Ее лицо было мокрым от дождя. Крупная капля скатилась по ее щеке.
Симеон осторожно смахнул ее.
— Извини, — сказала она.
— И ты меня.
— Наверное, в Африке было замечательно, не то что здесь, — заметила Исидора.
Симеон тихо вздохнул. Судя по всему, Исидора начала понимать, почему он уехал на Восток, едва ему исполнилось семнадцать.
— Я никогда не выхожу в дождь, — промолвил он, противореча сам себе. — Я практичен, обдумываю все свои поступки и никогда не теряю контроля.
Исидора засмеялась, и Симеона даже испугало, как ему был приятен этот звук.
— Я сама никогда не выхожу в дождь и уж тем более не сижу на мокрых скамейках, — ответила она, плюхаясь на кованую железную скамью, мокрую от дождя.
Исидора снова засмеялась, и Симеон сел рядом с ней. Дождь стал слабее.
— Когда умерла мама, я была так напугана, что даже не могла нормально дышать, — проговорила Исидора.
Забыв о том, что ему было очень холодно сидеть на металлической скамье, Симеон взял ее руки в свои. У Исидоры были такие маленькие и теплые руки.
— Я часто не могла ночью заснуть и лежала в кровати, думая о том, что мое дыхание наполняет комнату и из-за этого в ней скоро не останется воздуха, так что я не смогу дышать.
Симеон хотел было сказать очевидное, объяснить, что ее страхи бессмысленны, однако он промолчал. Исидора не из тех, кто ценит очевидное.
— И когда это чувство прошло? — спросил он.
— Как-то раз я рассказала об этом тете.
— Она смогла разубедить тебя?
— Нет, — покачала головой Исидора. — Тетя не смогла убедить меня в том, что я не права.
Повернувшись к ней, Симеон увидел, что она улыбается ему своими мягкими рубиновыми губами, напоминающими те яркие цветы, что он видел на берегу Ганга.
— А-а… — неуверенно протянул Симеон, вновь впадая в то оцепенение, которое охватывало его рядом с Исидорой. Ее первое предположение о его невинности справедливо. Он слишком долго тянул, не вступая в физическую близость с женщинами, и вот теперь, кажется, лишается рассудка.
— Видишь ли, я с трудом меняю точку зрения, — сказала Исидора. — И я пытаюсь сказать тебе…
— Как ты с этим справилась? — резко спросил он. — Это было в ту пору, когда тебя привезли сюда, в этот дом?
Исидора кивнула:
— Я действительно чуть не сошла с ума. Помню, я лежала в постели, затаив дыхание, чтобы не тратить воздух и дожить до утра.
Выпустив ее руки, Симеон обнял ее.
— Исидора!
Вздохнув, она опустила голову ему на плечо.
— И что же сказала твоя тетя?
— Она сказала, чтобы я пела. Тетя сказала, что пение создает воздух, что когда во время пения ты набираешь воздух в легкие, а потом выдыхаешь его, воздуха в комнате становится больше. — Исидора подняла на него глаза. — Разве ты не скажешь мне, что эта мысль — чистой воды безумие?
Симеон поцеловал ее в кончик носа. У нее был маленький и прямой нос. Очень красивый нос. У Симеона мелькнуло в голове, что страсть к женскому носу — это всего лишь начало длинного списка нелепостей.
— Нет, — ответил он.
Она снова положила голову на его плечо, и он крепче сжал ее.
— Я все пела и пела. Твоей маме было не по нраву, когда я распевала за столом. Но я должна была петь, потому что всякий раз, когда чувствовала, что у меня перехватывает горло, это означало, что в комнате не хватает воздуха… — Она на мгновение замолчала, а потом добавила: — Я знаю, что это безумие.
— Я никогда не переживал по поводу смерти отца, — сказал Симеон. — Кажется, я даже не верил в нее до тех пор, пока не вернулся домой и не увидел поместье в его нынешнем состоянии.
— Думаю, ты очень сердит на него, — безразличным тоном заметила Исидора.
— Я сердит на самого себя, — сказал Симеон. — Было же понятно, что он теряет рассудок, но я даже не приехал, чтобы прояснить ситуацию. Если бы я был в Англии, то понял бы, что происходит.
— Но ты же ничего не мог сделать, — сказала она. — Четыре года назад я видела твоего отца в опере. Мне он показался вполне нормальным.
— Ну да, на вид, может, так оно и было, — с горечью промолвил Симеон.
— К тому же что бы ты ему сказал? «Папа, ты сошел с ума. Почему бы мне не взяться за управление имением?..»
Симеон задумался. Но, вспомнив о том, как ему холодно сидеть, он быстро поднялся и поставил Исидору на ноги. Она изогнулась, чтобы посмотреть на себя сзади.
— Ты вся вымокла, — заметил он. А затем, к собственному ужасу, положил руку прямо на ее мокрые юбки. — И замерзла.
Под рукой он почувствовал ее теплые мягкие ягодицы и, застонав, привлек Исидору к себе и поцеловал.
— Что… — Исидора отпрянула от него, но он не дал ей договорить и снова приник к ее губам. Исидора прильнула к нему всем телом и обхватила руками за шею.
Своих рук Симеон не убрал. Похоже, он был не в состоянии этого сделать. Исидора целовала его и говорила одновременно. Симеон слышал лишь какие-то обрывки слов, ласковые звуки: вот его имя, вот незаконченная фраза, тихий стон. Он слегка прикусил ее губу, и ей это явно понравилось.
Внезапно Исидора обхватила губами его язык и стала посасывать его. Тело Симеона опалило огнем. Он словно издалека услышал стон, вырвавшийся из его груди, но не обратил на него внимания. Мягкая грудь Исидоры под его ладонями пьянила его. Голова у него закружилась, кровь закипела. Он может сейчас отвести ее домой. Может подняться с ней в спальню, бросить ее на кровать. Она ведь его жена, жена!
Это слово вернуло его в реальность. Симеон с усилием разжал руки, но Исидора пробормотала что-то и крепче прижала его к себе. Подождав мгновение, он поднял голову.
Исидора смотрела на него, ее глаза затуманились от желания.
— Думаю, ты права, — сказал он. — Я ждал слишком долго.
Она недоуменно заморгала.
— С тем, чтобы переспать с женщиной, — пояснил Симеон.
Ее руки упали.
— Почему ты это сказал?
Симеон честно ответил:
— Я не чувствую себя нормальным, целуя тебя.
