— Что за чушь, — равнодушно проговорила маркиза. — Если бы ты собрался поселить своих бастардов под собственной крышей, Вильерс, тебе было бы очень непросто заключить союз с уважаемой женщиной.
Герцог посмотрел на нее с улыбкой в глазах.
— Ты правда так считаешь? — спросил он.
— Вы провоцируете его, — засмеялась Джемма. — Так вперед же, Вильерс! Откройте собственный приют, а затем объявите, что собираетесь жениться и что вам нужна жена.
— Между прочим, люди с голубой кровью могут быть особенно вульгарными, — заметила маркиза, и по ее тону было понятно, что она думает о собственном муже.
— Полагаю, сам факт существования детей свидетельствует о моей вульгарности, — сказал Вильерс. — Но я серьезно обдумаю этот вопрос. Чрезмерное внимание общества никак не вяжется с моим ощущением собственного «я».
— Понятно, что о детях должны хорошо заботиться, — сказала маркиза. — Если этого не произойдет, ты будешь достоин морального порицания. Однако я не вижу причины, которая обязывала бы тебя принимать этих детей.
Вильерс просто улыбнулся в ответ.
— Мне пора в путь, — вставая, сказала маркиза. — Я надеюсь, что до вечера мне удастся проехать еще часа четыре.
Они расстались у входной двери. Хозяин гостиницы предусмотрительно сделал настил из досок, чтобы по нему можно было пройти к экипажам, не ступая в грязь.
— Моим сапогам этим уже не поможешь, — сказал Вильерс. Дождавшись, пока маркиза взберется в свою карету, он наклонился к Джемме. — Извините меня также за эту деревянную дорожку, да и за все остальное.
Его дыхание коснулось ее уха, и Вильерс заметил, что Джемма слегка порозовела.
— До свидания, — сказала она, отворачиваясь. — Передайте Элайдже привет.
— Непременно, — сказал герцог. И повторил: — Непременно.
Вильерс смотрел Джемме вслед, пока она пробиралась к своей карете, но она так и не оглянулась на него.
Глава 38
Ревелс-Хаус
5 марта 1784 года
Избавление Ревелс-Хауса от зловония казалось почти чудом. Войдя в переднюю дома, Симеон глубоко вздохнул, а потом даже приоткрыл дверь в уборную на первом этаже. От выгребной ямы запаха не было.
— Стражники мертвых ушли? — спросил Симеон у мистера Меркина. — Надеюсь, мистер Бартлеби вновь обрел возможность ходить?
— Это будет для него уроком, — заметил мистер Меркин. — Между прочим, я сделал очень приятное открытие, ваша светлость.
Симеон вопросительно приподнял брови.
— Я говорю о течении реки, — объяснил Меркин. — Полагаю, мы можем устроить так, чтобы часть воды затекала по трубам в ваш дом и постоянно промывала центральную выгребную яму. Ни у кого не будет такой дренажной системы, как в Ревелс-Хаусе! Никакого запаха, даже в самый дождливый день!
— А куда будет выливаться вода? — осторожно спросил Симеон.
— Мы выроем яму у дальнего склона холма. И уже через десять лет там будут самые плодородные земли герцогства, — пообещал мистер Меркин, снимая сюртук. — Мы заменяем прогнившие трубы новыми, самыми лучшими, но мне известно, что вы с герцогиней придерживаетесь единой точки зрения на эти вещи, ваша светлость. «Не думайте о тратах», — сказала мне герцогиня. Да, денег понадобится немало, но ваш дом будет абсолютно чист и лишен неприятного запаха!
Говорил он, конечно, витиевато, но Симеон отлично понял, что Меркин имеет в виду.
Хонейдью вошел в кабинет со стопкой бумаг для Симеона; следовавший за ним лакей тоже нес документы. Но Симеон замер в дверях. В комнате не было мебели, кроме полупустых книжных полок. Хонейдью разложил стопки бумаг на пустых местах книжных полок.
— Где мои книги? — спросил Симеон, слыша резкие нотки в собственном голосе. — Где стол моего отца?
— Герцогиня велела мне отправить в Лондон письменный стол аккурат в тот день, когда вы переехали во вдовий дом, — ответил Хонейдью. — Мы ожидаем, что мебель привезут назад буквально в считанные дни. Герцогиня абсолютно права: предложение двойной оплаты наличными творит чудеса.
Переварив это сообщение, Симеон воскликнул:
— А книги?! Их тоже отправили в Лондон?
— Лишь те, что уже рассыпались, — кивнул дворецкий. Он указал на потолок. Подняв голову, Симеон увидел грязное пятно, которое растеклось из угла примерно на треть потолка. — Боюсь, что когда канализационные трубы текли, кабинет залило, книги намокли, и многие из них начали гнить. По распоряжению герцогини…
Симеон перебил его:
— Я все понял! — Он почувствовал знакомый приступ ярости против своего отца. Некоторые из книг представляли собой образцы первой печатной продукции в Англии. Он вспомнил издание поэм Джона Донна с авторским автографом… Теперь книга, должно быть, напоминает заплесневелую кучу сгнивших страниц.
— Герцогиня считает, что книги можно отреставрировать, — сказал Хонейдью. Успокаивающие нотки в его голосе еще больше разозлили Симеона.
— Само собой! — рявкнул он.
В кабинет вошел лакей, который принес из вдовьего дома маленький письменный стол и установил его ровно посередине комнаты. Хонейдью немедленно вынул из книжного шкафа пачку документов и переложил их на стол.
— Вот, ваша светлость, — сказал он спокойно. — Питерс сейчас принесет стул, и вам будет удобно, насколько это возможно в сложившейся ситуации. К тому же зловония больше нет!
Судя по всему, исчезновение удушающей вони приводило Хонейдью в полный восторг.
Как только появился стул, Симеон уселся на него и взялся за бумаги, которые не успел разобрать накануне. Принесли еще четыре новых счета, выписанных за расходы герцогства в последние десять лет. Доставили Симеону и письмо от очередной женщины, которой его отец пообещал богатства в обмен за любовные утехи.
И почему только его отец давал всем этим женщинам немыслимые обещания — обещания, которые он и не собирался сдерживать? Было в этом что-то невыносимо жалкое. Наверняка отец клялся, что был сражен любовью с первого взгляда. Потом он обещал поддерживать «любимую» материально до конца жизни, щедро предлагал ей маленький коттедж и денежное содержание. Получив желаемое он, надо полагать, возвращался домой и избегал дальнейших встреч.
У Симеона все это вызывало негодование. Правда жгла ему нутро и вызывала раздражение.
В дверях показался Хонейдью.
— Вас хочет видеть мистер Пегг, ваша светлость, — сообщил он. — Мистер Пегг — это…
— Да знаю я, кто он такой, — перебил его Симеон. — Я уже распорядился оплатить все услуги кузнеца.
— Он пришел поговорить о кладбище, — сказал дворецкий. Пройдя в комнату, Хонейдью продолжил, чуть понизив голос: — Должен вам сказать, что благодаря ее светлости в мистере Пегге произошли поистине чудесные перемены. Он теперь чувствует себя мэром городка. Кухарки рассказали мне вчера вечером, как повел себя мистер Пегг, узнав о том, что мистер Мопсер взял двойную плату за хибары на берегу реки. Кузнец ворвался в лавку Мопсера и заставил того дать обещание, что ничего подобного больше не произойдет.
