— А я, напротив, с легкостью представляю вас в парламенте. — Джемма встала так, чтобы поймать в зеркале взгляд собеседника. — Не сомневаюсь, что вы гораздо умнее всех, кто там заседает. Предпочла бы, чтобы управление страной доверили именно вам.
Лорд Корбин от души рассмеялся.
— Надеюсь, герцогиня, наша дружба не следствие печального заблуждения.
— Наша дружба — следствие вашего неизменного остроумия, — заметила Джемма. — А еще — результат способности честно сказать, что мои чулки не гармонируют с туфлями. Ну и, конечно, нам не удалось бы подружиться, если бы вы, безжалостно сплетничая обо всех вокруг, не притворялись так, что не делаете того же за моей спиной.
— Ничуть не притворяюсь, — возразил лорд Корбин. — Дело в том, что в настоящее время в моем сердце хватает места лишь для одной-единственной женщины, и это место занимаете вы.
Джемма склонилась, чтобы поцеловать приятеля в щеку.
— Мы прекрасно друг другу подходим. — Она села рядом.
— Если не считать того, что сегодня вы настрочены крайне серьезно, — добавил гость. — И необычайно страстно.
— А что, сосредоточенность позволено проявлять исключительно в выборе чулок?
Гость задумался. Он молчал дольше, чем обычно, и наконец ответил:
— Я, например, очень серьезно отношусь к скандалам.
— Но не к самой страсти?
Он поморщился, хотя и продолжал смотреть сочувственно.
— Слава Богу, влюбленность никогда не вгоняла меня в излишний пафос. Красивой женщине серьезное восприятие жизни противопоказано.
— Почему же?
— Создается впечатление, что существует нечто, вам недоступное. А мы, не наделенные особой красотой, хотим верить, что немногие избранные владеют всем, о чем только можно мечтать. В конце концов, суть красоты в этом и заключается.
— Но я чувствую, как с каждой минутой теряю привлекательность, — пожаловалась Джемма. — Должно быть, дело в проклятом возрасте.
— Возраст и страсть! — Корбин с трудом скрывал отвращение. — Если намерены и дальше продолжать в том же духе, придется попросить горничную принести бокал бренди.
— Значит, персиковое платье надевать нельзя, — сделала вывод Джемма.
— Ни в коем случае. Более того, учитывая все, что вы только что сказали, и зеленое может оказаться чересчур вызывающим.
— Для мужа?
— Для вашего мужа, — подчеркнуто уточнил Корбин. — Герцог весьма… — Он умолк, подыскивая подходящие слова. — Видите ли, будь Бомон женщиной, его юбка подметала бы пол, а вырез закрывал шею до самого подбородка.
Джемма на миг задумалась и покачала головой:
— Но не могу же я превратиться в пуританку, чтобы соответствовать вкусам Элайджи. Придется ему брать меня такой, какая есть.
Корбин помолчал.
— Позвольте спросить, какой именно смысл вы вкладываете в слово «брать»?
— Нам срочно необходим наследник, — невозмутимо пояснила Джемма.
— Несомненно. Но мероприятие вовсе не требует от вас страсти и уж тем более не подразумевает волнения. Впрочем, можно поставить на ночной столик бутылку бренди и время от времени позволять себе глоток-другой.
— Хочу большего.
— Ага, значит, отсюда и стремление к пылким чувствам? — заключил Корбин.
— Наверное, я просто глупа.
— Вы не первая в этом строю, герцогиня, однако задача не из легких.
— Лучше зовите меня по имени, — угрюмо поправила Джемма. — Тем более что вы единственный, кому оно известно.
— Я не намерен афишировать чрезмерную осведомленность, да и вам не советую. Итак, насколько можно понять, необходим урок: как заставить мужа воспылать страстью к собственной жене?
В столь откровенной формулировке идея предстала бесконечно далекой от реальности.
— Надену зеленое платье.
— Соблазнительный наряд пользы не принесет; этот прием не…
— Этот прием не для Бомона, — продолжила фразу Джемма. Взяла со стола розовую ленту и принялась накручивать на палец.
— А если наденете персиковое, то и вообще смутите или рассердите. Поверьте, столь вызывающие наряды созданы с одной целью: возбуждать в мужчине стремление к недоступным радостям, к тому, что невозможно даже представить. Но супруг…
— Да-да, конечно.
— Необходимо его удивить, — продолжал мудрый знаток, человеческой натуры. — Повернуться неожиданной, непредсказуемой стороной.
— Нет у меня никаких сторон! — в отчаянии воскликнула Джемма. — Я умею играть в шахматы, и он это отлично знает. Иногда играем вместе.
Корбин застонал:
— Как пожилая супружеская чета?
— В библиотеке, — пояснила герцогиня, — пока обсуждаем прошедший день.
В глазах гостя мелькнули озорные огоньки.
— Что вы придумали? — мгновенно заинтересовалась герцогиня.
— Кое-чего он действительно никогда не видел.
— О чем вы?
— У вас богатое прошлое. Более того, есть и определенная репутация.
Джемма покачала головой:
— Моего прошлого он открыто не одобряет; к тому же терпеть не может любые проявления буйного воображения. Несколько лет назад приехал ко мне в Париж накануне Двенадцатой ночи. Видели бы вы выражение его лица, когда я сказала, что джентльмены должны появиться на балу в костюмах сатиров! Разумеется, герцог наотрез отказался. В итоге все до единого французы щеголяли с длинными хвостами, а Бомон расхаживал по залу в строгом фраке, словно о маскараде и речи не было.
— Само собой. Его светлость и скандал — понятия взаимоисключающие.
— Элайджа содержал любовницу, однако никто не заметил в данном обстоятельстве даже тени скандала. — Джемма сердито бросила ленту на туалетный столик.
— Потому что ничего скандального здесь не было и нет. Любовницы обычны и привычны. А для такого человека, как Бомон, присутствие в жизни подобной особы рано или поздно окажется фактом глубоко постыдным.
Джемма вопросительно вскинула брови.
— Этим женщинам платят, — пояснил лорд Корбин. — Щедро платят за воплощение всевозможных мужских фантазий.
— Фантазии! — с отвращением фыркнула Джемма. — Он регулярно встречался с ней во время перерыва на ленч, да не где-нибудь, а в своем кабинете в «Судебных иннах»! О каких фантазиях может идти речь?
— Это всего лишь бизнес, — заметил Корбин. — Скорее всего, договор был заключен еще до брака, а потом руки не дошли отменить. В каком возрасте герцог унаследовал титул?
— О, совсем юным, — ответила Джемма. — А вы слышали, как умер его отец? Вот уж скандал так скандал!
